Елена Арсеньева - Голос крови

– Может, на преданалитическом этапе что-нибудь? – заикается Марина Сергеевна.

На преданалитическом этапе возможно всякое. Бывают так называемые анализы, специфические к хранению, например, на калий-электролиты. Скажем, если утром пробу взяли, а максимум через четыре часа не отправили на анализ, показатели могут стать гораздо выше. Отсюда – неправильный анализ.

– Все может быть, – говорит Никита Дмитриевич. – Но тут все результаты анормальны, нормального – ни одного! Девочки, найдите в компьютере телефон этого бедолаги. Надо позвонить, предупредить, чтобы срочно обратился к врачу! А то неизвестно, когда он за распечаткой явится. Как бы не стало совсем уж поздно!

Ася входит в данные приема того дня, когда Бусыгин сдавал кровь, отыскивает его фамилию – и обнаруживает, что номер телефона не указан. Только домашний адрес: Крутой съезд, дом 5, квартира 3.

– Это где ж у нас Крутой съезд? – гадает Никита Дмитриевич. – Небось где-нибудь у черта на куличках?

– Вряд ли, – качает головой Ася. – Если «съезд» – почти наверняка это где-то ближе к Рождественской.

В Нижнем, если кто не знает, длинные, крутые спуски с улиц верхней части города на набережные Оки и Волги исстари называются съездами. Их довольно много, этих съездов. Зеленский, Окский, Похвалинский, Печерский, Георгиевский, Казанский, Ивановский, Почтовый и так далее. Оказывается, и Крутой среди них есть!

Но все же никто не знает точно, где он находится. Приходится искать в Интернете карту города. Оказывается, Ася угадала. Крутой съезд ведет на Рождественскую. А дом, в котором живет Бусыгин, стоит примерно на середине съезда, чуть в глубине.

– Ну, что делать? – говорит доктор Авдеев. – Надо кому-то туда идти, в смысле, ехать, отвезти распечатку и предупредить Бусыгина, чтобы немедля шел к врачу. Он уже три дня за результатами не идет! Буквально завтра чтобы явился в больницу! А ехать надо сегодня. Кто возьмет на себя эту миссию?

Молчание. Похоже, ни у кого нет совершенно никакого желания брать на себя эту самую миссию. Имелась бы служебная машина – еще туда-сюда, а на общественном транспорте… А впрочем, сейчас целыми днями такие пробки, что ни на машине, ни на автобусе, ни на маршрутке не больно проедешь. Вообще, в Нижнем последнее время самый надежный транспорт – одиннадцатый номер. В смысле, пешком ходить – самое верное дело. Ну так вот – добровольцев что-то не видно.

Наталья стоит, сложив руки на груди, словно статуя, которая по определению никогда с места не сойдет. Надя немедленно смывается в подсобку. У Марины Сергеевны очень недовольный вид.

– Ну, давайте я туда схожу после работы, – говорит Ася.

А и в самом деле, почему бы не сходить? И живет она не столь далеко – на Пискунова. Полчаса ходу до Рождественской, если быстро идти. А если медленно – сорок минут. Вполне можно прогуляться. Всяко лучше, чем одной дома сидеть вечером и в телевизор пялиться.

А что еще делать? Нечего, в том-то и беда…

Ну вот разве что соседка Маша зайдет. Хотя нет, она еще вчера обмолвилась, что сегодня зажигает в каком-то ночном клубе… звала Асю с собой. Чего, говорит, ты вечно дома киснешь?! Нет уж, лучше Ася пойдет исполнять свой гуманитарный долг, чем где-то что-то будет зажигать! Каждому свое!

– Давай, топай, – бурчит Наталья, словно подслушав ее мысли. – Вечерами от скуки небось помираешь? А тут доброе дело сделаешь. В собственных глазенках возвысишься. Глядишь, наконец-то себя зауважаешь!

Ася смотрит на часы – недолго ей осталось терпеть Натальину тиранию! – и фыркает:

– Ты так говоришь, будто делать доброе дело – это что-то совершенно нелепое!

– Совершенно нелепо на ночь глядя на Рождественку тащиться, – отрезает Наталья. – Как было при Горьком дно, так и осталось. Помнишь, в школе пьесу «На дне» проходили? Вот там оно и было. И сейчас есть! Самое криминальное место, почти как Автозавод. К тому же сейчас на Рождественке проезжую часть заново мостят. Все в песке, ни пройти ни проехать. А ремонт делают чебуреки. Гастарбайтеры, понимаешь? Смотри, затащат в подворотню да так отделают, что месяц будешь враскоряку ходить.

Ася изумленно раскрывает глаза – что это с Натальей, что она вдруг решила позаботиться об Асе?! – но та тут же влепляет:

– А может, ты только и мечтаешь, чтобы тебя отделали, а то небось уже позаросла народная тропа!

И уходит в лабораторию, потому что в этот момент появляется новый посетитель. Заносит в компьютер его данные Марина Сергеевна, потому что Ася стоит, как прибитая к полу, и еле сдерживается, чтобы не расплакаться.

Достала-таки ее Наталья…

Марина Сергеевна поглядывает на Асю сочувственно, но ничего не говорит. А что она может сказать? У нее-то есть муж, а значит, само собой разумеется, ничего не позаросло, никакая народная тропа. У Натальи тоже есть какой-то неведомый кавалер, и Надя замужем, а у Аси – никого.

У Вали, лаборантки из шестнадцатого кабинета, тоже никого, но Валя еще молодая, а Ася… Ася уже пожилая, можно сказать. А все равно – одна-одинешенька.

Почему?

Честно говоря, ей вполне хватило первого замужества. Если бы Виталик не погиб, они, наверное, все же так и так развелись бы. Жаль, что не осталось ребенка – тогда Ася вообще не чувствовала бы одиночества. И потребности в сексе у нее особо не было. Как-то не могла вспомнить, чтобы хоть разок возносилась с Виталиком на те самые вершины, о которых кино снимают, книжки пишут и о которых подробно исповедуются в Интернете и по телевидению все, кому не лень. Врут, пожалуй, часто думала Ася. Одна соврала – и все повторяют, потому что неохота отставать. А может, и не врут, просто она это не узнала – да и знать не хочет. Это ненормально, что она никогда не волновалась рядом с мужчиной? Наверное, нет. Наверное, это и есть ужасная штука под названием фригидность. Ну, такая она уж есть, Ася Снегирева! Такая есть.

Фригидная.

«Дорогая Ночка!» – начиналось письмо Климова, и эта немолодая женщина, его бывшая жена, невольно улыбнулась, потому что только он, Константин, так ее называл когда-то. А она звала его Кот. Такие милые прозвища влюбленных молодоженов… потом эти прозвища на долгие годы канули в Лету вместе в любовью и браком, а теперь вдруг взяли да и вынырнули оттуда!

«Ну надо же, он еще жив!» – порадовалась она от всей души. И в Париже – в Париже!!! – живет, подумать только! А она там была не далее как в прошлом году, и сын с женой туда ездили в свадебное путешествие, и никто даже не подозревал, что его отец находится именно там! Наверное, сына в гости решил позвать, вот и написал. Спохватился, ну надо же!

Наконец-то. Лучше поздно, чем никогда!

«Дорогая Ночка! Уж не знаю, с каким настроением ты откроешь это письмо… но погоди, не вспыхивай, не злись, не рви его, а дочитай до конца. Ведь это письмо с того света. Если ты его читаешь, значит, меня уже нет в живых».