Елена Арсеньева - Голос крови

– Ты что-то разбила, Асенька? – сочувственно спрашивает Инна Петровна, врач, и Ася чувствует, что на глаза у нее наворачиваются слезы, потому что даже добрейшей Инне Петровне и в голову не может прийти, что разбила тут что-то вовсе не Ася, то есть как бы само собой подразумевается, что у Аси все из рук валится. – Какой ужасный шум тут был! Дрались, что ли?

– Да так, – бурчит Ася и пониже склоняет голову, чтобы никто не видел, что она вот-вот расплачется. – Ерунда.

– А в процедурной сейчас кто-нибудь есть? – спрашивает посетительница, с благосклонной улыбкой разглядывая себя в зеркало.

На ее месте Ася тоже непрестанно бы смотрелась в зеркало. Надо же, такая уже немолодая, и морщинки, и седина, а выглядит – зашибись, и бижутерия такая фантазийная, и одета в какие-то немыслимые штаны, очень широкие в бедрах и зауженные внизу, и туфли на каблучищах, и свитерок в обтяг, и никакого живота у нее, и грудь вон какая… А этот ворох кудрей! Наверное, когда она была молодая, волосы у нее были рыжие и вились тугими медными кольцами. А сейчас кольца серебряные. Везет же людям – так выглядеть в таком возрасте! Наверное, до сих пор мужчины на нее оборачиваются. А Асю никто и в упор не видит, не то чтобы оборачиваться…

– Процедурная занята, там одна семья, – сдавленно отвечает Ася. – Но они с минуты на минуту уходят. Вы хотите анализы сдать?

– Да, я вот думаю, может, мне прямо сейчас это сделать? – поворачивается седая дама к врачу.

– Да что вы, кровь натощак, с восьми до одиннадцати утра! – останавливает ее Инна Петровна.

– Да, натощак сегодня никак, – усмехается дама. – Я поела довольно основательно. Значит, сдам завтра. А пока… сколько с меня?

Она достает из сумки кошелек, Ася отставляет было щетку, но в эту минуту дверь процедурной начинает открываться, появляется Марина Сергеевна, и Ася, в ужасе вспомнив, что пол по-прежнему не подметен, начинает лихорадочно орудовать щеткой.

– Ну, я тогда сначала в туалет, – говорит дама и исчезает за углом коридора.

Незадолго до описываемых событий умер Константин Климов. Это был богатый человек, очень богатый. Один из тех мелких провинциальных райкомовских деятелей, которые не испугались девятого вала перестройки, а дали ему подхватить себя, чтобы в конце концов оказаться среди тех, кто управляет им. Перестройка, этот Минотавр, выпущенный из Лабиринта, сеяла страх и разрушение, однако те, кто медленно испускал свой полуголодный дух под ее тяжкой поступью, и знать не знали, как вольно задышали грудью все те, кого поперек горла хватала совковая экономическая политика.

Чуть ли не в каждом магазине, чуть ли не на каждом ларьке появились таблички: «Куплю ваучеры», и бедный народ, не знающий, что делать с этими бумажками, какой в них прок, тащил их на продажу – а то и просто отдавал за бутылку. Какие-то фонды… какие-то гермесы, альпы, пики и иже с ними сулили баснословные дивиденды за эти разноцветные, никчемушные бумажки – ваучеры. Одним из тех, в чьи карманы тек щедрый поток этих «фантиков», как их презрительно называли в экономически непросвещенном народе, был Константин Климов. Он и ему подобные потом становились владельцами предприятий, больших и малых, получали акции банков и богатых компаний, прибирая к рукам так называемую народную собственность.

Спустя некоторое время, изрядно забрызгавшись в крови конкурентов и разбойничков с большой дороги, Климов умыл руки от дел, исхитрившись перевести все нахапанное, заработанное и награбленное в деньги и положить в некий спокойный европейский банк, не суливший мгновенных огромных процентов, но зато крепко стоявший на ногах уже вторую сотню лет и не собиравшийся даже покачнуться, не то что упасть. Климов, который никогда не отличался склонностью к авантюрам и в душе своей оставался простеньким провинциальным купцом, наконец-то зажил спокойной, благополучной, быть может, чуточку скучноватой, но надежной жизнью европейского рантье, изредка разнообразя свою жизнь скромными путешествиями на Балканы: некогда, еще в советские времена, он побывал в Болгарии, и она стала его первой любовью в забугорном мире. С тех пор он, голубоглазый, слегка веснушчатый блондин, питал особенную склонность к мрачноватым чернооким брюнеткам с густыми бровями и твердыми, темными губами, к приторно сладкому вину «Варна» и тяжелому запаху розового масла. Если он в своем благополучном европейском бытии и позволял себе небольшие приключения, которые в старину называли альковными, то именно с девушками южнославянского типа, которые как нельзя больше соответствовали его идеалу. Иногда Константин вспоминал жену, с которой давно развелся и которая осталась в России, и диву давался, как его угораздило жениться на совершенной противоположности его излюбленному типажу… его извиняло то, что он сначала женился, а потом съездил в Болгарию. Может быть, отчасти из-за Болгарии они и развелись. А может, из-за перестройки, теперь никто точно не знал, да и не слишком интересно им было вспоминать прошлое.

Время шло. Шло и шло неумолимое, прекрасное и подлое время… Климову исполнилось шестьдесят два, и однажды он осознал, что наиболее частой статьей его расходов стали вовсе не мрачноватые красотки с густыми бровями и темными губами, а врачи. Причем, несмотря на гонорары, они все как один выдавали прогнозы, которые отнюдь не радовали Константина Климова.

Его бывшая жена была несколько моложе. С тех пор как они расстались, она дважды побывала замужем, в первый раз даже сменила фамилию, потому что не хотела быть Климовой, хотя сын по-прежнему фамилию отца носил; один раз развелась, другой – овдовела… Словом, жизнь у нее была довольно бурная, и она очень редко вспоминала инструктора райкома партии, который когда-то казался ей не просто выгодным женихом, но идеалом, человеком, в которого она была отчаянно влюблена и к которому бегала на свидания в старый, заросший сиренью и умопомрачительно благоухавший по весне парк.

И вот однажды, к своему несказанному изумлению, она получила от Константина Климова письмо…

– Все еще не убрали? – недовольно говорит Олег, на ходу надевая пиджак и глядя сквозь Асю. – Я бы хотел поскорей расплатиться. Я спешу!

– Ну конечно! – подливает масла в огонь высунувшаяся из кабинета Наталья. – Уберет она! Это же Снегирева!

– Сейчас, сейчас, минуточку, – бормочет Ася, со страшной скоростью сметая осколки. Руки у нее дрожат, и осколки снова высыпаются из совка.

– Ну, это, кажется, надолго, – вздыхает красивая брюнетка.

– Я, я приму деньги! – суетится Марина Сергеевна. – Пожалуйста, прошу вас.

Олег вынимает из кармана пиджака бумажник, оттуда банковскую карту, подает Марине Сергеевне. Та достает из-под прилавка терминал, проводит картой. Однако соединения не происходит. Марина Сергеевна пробует еще раз. Снова ничего…