Натиг Расулзаде - Ловушка

Неожиданно у жены Гасанова обнаружили опухоль в груди; врачи, к которым они обратились, не исключали рак. Гасанов решил поехать с ней в Москву, в онкологический, на обследование, не доверяя местным эскулапам. Кроме того, у него в московской больнице имелся бакинский друг, врач-онколог, про которого Гасанов в свое время писал – очерк о враче, делавшем уникальные по своей смелости операции, сделал его весьма популярным, а в дальнейшем – попросту знаменитым. Конечно, знаменитым сделал себя врач сам, своим талантом и работой, но очерк Гасанова несомненно послужил толчком, отправной точкой, и благодарный врач не забывал этого, и в каждый свой приезд в Баку, к родным, как правило, звонил Гасанову и, таким образом, они поддерживали завязавшуюся много лет назад между ними дружбу. Врач настоял, чтобы в период обследования Гасанов жил у него. Гасанов противостоял этому решению, как мог, потратил много усилий, чтобы переубедить более упрямого товарища, и ничего не добился, и, боясь его обидеть, а с другой стороны – боясь побеспокоить его семью, Гасанов вроде бы жил у него, а вроде бы и не жил: весь день до позднего вечера проводил он у жены в больнице или шлялся по улицам Москвы, неузнаваемо изменившейся с тех пор, как Гасанов здесь учился лет тридцать назад, закончив факультет журналистики знаменитого университета; он приходил фактически ночевать только, а по утрам уходил даже раньше своего приятеля, пользуясь туалетом в случае крайней нужды, облюбовав платный общественный нужник недалеко от дома, где вынужденно проживал. Таков уж был Гасанов, не привыкший никому причинять неудобств.

К счастью, обследование дало хорошие результаты, опухоль оказалась не злокачественной, а просто большим, настораживающим уплотнением, и Гасанов с благодарностью распростился со своим другом и его семьей. Впрочем, друг и тут не уступил и, несмотря на просьбы Гасанова не беспокоиться, привез его с женой в аэропорт на своем новеньком «фольксвагене-пассат».

– Ты бы хоть как-то отблагодарил его, – не удержавшись, no-привычке проворчала жена, когда они усаживались на свои места в салоне самолета. – Человек столько трудился. Сейчас ведь не советское время, Москва – уже заграница, все здесь денег стрит, а он бесплатно все устроил. И как! Такой уход, лучше чем в кремлевской больнице…

– А ты там была? – язвительно спросил Гасанов. Жена промолчала.

– Как бы я его отблагодарил?! – вдруг вспылил Гасанов через несколько минут, когда жена уже забыла, что сказала. – Как ты себе вообще это представляешь? – раздраженно поинтересовался он. – Дать ему денег надо было? мы двадцать лет в приятельских, дружеских отношениях, и я должен был перечеркнуть эти отношения и дать ему денег?

– Почему обязательно денег? – пожала плечами жена. – Можно было привезти ему фрукты. Гранаты.

– Ага, – покивал Гасанов, чувствуя, что начинает закипать. – Ты вспомни, в каком состоянии мы уезжали из дома, после того, как в Баку два козла в белых халатах заподозрили рак… О гранатах надо было мне тогда позаботиться… Остроумно, ничего не скажешь…

Жена промолчала, но через несколько минут, когда Гасанов, забыв об их разговоре, читал газету, что принесла ему стюардесса, вдруг сердито сказала:

– А хотя бы и денег! Ты думаешь, он на свою зарплату купил машину?

Гасанов дико взглянул на жену.

Несколько раз он ездил на кладбище и подолгу стоял над могилой Айтен, вспоминая ее. Он не ждал, что именно здесь на него нахлынут чувства, он острее ощутит утрату, станет больно, спазмы сдавят горло, он поплачет и облегчит немного свое сердце. То, что предположительно он должен был почувствовать над ее могилой, он чувствовал каждый день, с той минуты, как утратил ее. Сюда он приходил еще и для того, чтобы проверить, на месте ли пистолет, который он постарался как можно более надежно спрятать близ ее могилы. Убедившись, что никого нет ни рядом, ни поодаль, он вырывал ямку, доставал большой плоский голыш, а под ним крепко завернутый в целлофан и тряпку короткий ствол, маленький, надежный бельгийский бульдог, ждущий своего часа. Убедившись, что все в порядке, он также аккуратно заворачивал оружие и клал его обратно, придавив камнем и засыпав землей. Отряхивал с рук землю и, постояв еще немного, шел назад, разомлевший и сонный от чистого кладбищенского воздуха. Я в ловушке, думал он, нельзя быть ни ублюдком, ни убийцей, судьба поймала меня, до сих пор все шло неплохо, но теперь я в ловушке.

По телевизионным новостям он узнал, что представители Министерства внутренних дел собираются на встречу с инвалидами карабахской войны, объявившими голодовку по поводу их малой пенсии. Происходило это во втором по величине городе республики, тележурналисты забрасывали жителей страны мрачной информацией о прохождении голодовки, нагнетая и без того напряженную социальную обстановку среди населения. Инвалиды требовали фантастического увеличения их пенсии – на сто процентов – что само по себе было бы вполне выполнимо в стране с огромным нефтяным и газовым потенциалом, но все дело в том, что в этой богоспасаемой стране, где имел удовольствие (или несчастье – на ваше усмотрение) родиться гражданин Гасанов, львиная часть прибыли шла в карман отдельных индивидов, добившихся высокого положения, а другая – шакалья – часть шла на нужды, так сказать, отечества и народа, имевшего в этом отечестве быть-с. А делиться своими доходами с голодающими никто, естественно, не хотел. Еще была проблема с этими голодающими приятелями: стоило им уступить, как другие части и частички населения тоже могли бы потребовать. Знаете, как это бывает в сумасшедшем доме: один кричит – я не сумасшедший! Другие тут же отзываются: раз он не сумасшедший, тогда я тоже не сумасшедший! Короче, опасно было создавать прецедент, так как могла начаться цепная реакция, и правительство это хорошо понимало, опасно было удовлетворять требования голодающих, с другой стороны – опасно было и не удовлетворять их требования, потому что голодающие голодали всерьез и настроены были решительно, вплоть до того, чтобы костьми лечь, и не принимали не только пищу или воду, но также и врачебную помощь. И пока правительство искало компромиссное решение, пресса подняла жуткий вой по поводу грядущих бесславных смертей людей, что защищали эту землю от агрессора. К голодающим то и дело ездили то одни, то другие – представители интеллигенции, члены парламента, матери павших в боях – и все уговаривали покушать. Теперь было принято решение отправить представителей Министерства внутренних дел. Возглавлять эту делегацию должен был однофамилец Гасанова. Гасанов-журналист, уже отчаявшийся ухлопать своего недруга в родном городе, посчитал это благоприятным знаком, выпросил командировку к голодающим и, предварительно наведавшись на кладбище, поехал на день раньше официальной делегации.