Сергей Григорьев - Александр Суворов

– Погоди, постой, товарищи! Дедушка, загадывай еще, ну-ка!

– Ваньтя!

– Здесь, господин капрал!

– Когда вода дорога?

– Когда пить захочется, господин капрал!

Солдаты захохотали.

– Оно хоть и не так, а верно. Вода на пожаре дорога… Где железо дороже золота?

– На войне, дедушка!

– Молодец! Из тебя толк будет.

– А ты еще ему скажи, когда и Суворову «не могу знать» можно ответить, – посоветовал кто-то.

– Бывает, что и так.

– Когда же это, дедушка?

– А вот Суворов спросил однажды солдата: «Что такое ретирада?» А «ретирада», надо тебе, хлопец, знать, означает отступление. Всем известно, что Суворов отступать не любит. «Что есть ретирада?» Солдат, глазом не моргнув, отвечает: «Не могу знать!» Суворов инда подпрыгнул. «Как?» – «Да так! У нас в полку такого слова нет». Суворов, прямо как рафинад в чаю, растаял. «Хороший полк!» – говорит. Обнял и поцеловал солдата. Если он тебя спросит: «Что такое сикурс?» (значит «прошу помощи») или: «Что есть опасность?» – смело отвечай: «Не могу знать. У нас в полку такого слова нет!»

«Словесное поучение» командиры знали наизусть. Оно заканчивалось словами: «Вот, братцы, воинское обучение! Господа офицеры! Какой восторг!»

После этого подавалась команда: «К паролю!»

По отдаче пароля и сигнала следовала «хула или похвала вахтпараду», то есть разбор только что законченного учения, и все завершалось громогласно словами командующего вахтпарадом: «Субординация, послушание, дисциплина, обучение, порядок воинский, чистота, опрятность, здоровье, бодрость, смелость, храбрость, победа, слава!»

Труднее обстояло дело обучения офицерской молодежи. Армии требовалось больше командиров. Гвардия в начале службы Суворова являлась рассадником командования для полевых войск. Теперь, избалованная, распущенная, гвардия только по названию и форме оставалась родом войска. Военный совет, предложив Екатерине II передать гвардию в придворное ведомство, разгневал этим императрицу. Офицерская молодежь поступала из гвардии в полевые войска, едва умея читать и писать, не зная ни уставов, ни строя. Суворов учредил в своей штаб-квартире нечто вроде школы для повышения офицерских знаний, напоминавшей инженерный класс Семеновского полка, и сам с увлечением давал офицерам уроки тактики и стратегии на примерах своих побед.

Глубокой осенью 1796 года, когда уже застыли и южные реки, курьер привез Суворову из Петербурга весть: умерла Екатерина II. Императором стал Павел I. Вместе с тем курьер привез фельдмаршалу много писем, среди них – несколько из-за границы, и пачку иностранных газет. Письма и газеты взволновали Суворова не меньше, чем известие о смерти Екатерины II и воцарении Павла.

Австрийский генерал Карачай, соратник Суворова по русско-турецкой войне, писал из Вены о вторжении французов под командованием генерала Бонапарта в Ломбардию.

9 апреля 1796 года Бонапарт вторгся в Италию через Альпы и одержал «шесть побед в шесть дней» над пьемонтскими и австрийскими войсками. Сардинский король сдался на милость победителя. Бонапарт отбросил австрийцев к реке По и продолжал стремительно их преследовать. Разбив австрийцев при Лоди, Бонапарт 15 мая вступил в Милан и написал в Париж: «Ломбардия отныне принадлежит республике».

В письме Карачая было льстиво прибавлено, что многие видят в Бонапарте достойного противника Суворова и надеются, что русские и австрийские войска, вскоре соединясь, дадут урок молодому выскочке.

Делясь со своим штабом этими новостями, Суворов заметил с горечью:

– Для Фридриха я был молод чином, а для этого мальчика буду стар годами…

– Вы моложе нас всех, – ответил, шаркнув ногой, генерал Буксгевден, – и навсегда остаетесь юным богом войны, кумиром всех военных!

– Полотеров мне не надо! Вам бы в Петербург, генерал… Да и там шаркунам придворным пришел конец. Нам от того, впрочем, не легче…

Новости из Петербурга повергли в уныние полевые войска. Павел отменил приготовления к войне с Францией. Гатчинские войска были влиты в гвардию, отданную в распоряжение «гатчинского капрала» Аракчеева.

В столице были введены гатчинские порядки. Екатерининских вельмож, привыкших нежиться в постели до полудня, заставили вставать пораньше: в семь часов утра им следовало уже быть во дворце. А петербургские чиновники в пять часов утра уже сидели за столами присутствий. Изданы были новые правила благочиния и благоустройства: что можно делать, чего нельзя, как вести себя на улицах и дома, кому и во что одеваться. На пышные наряды и мужчин и дам были объявлены гонения. Была выработана форма гражданского платья. После десяти часов вечера в столице приказано было гасить все огни. Боясь доносов и расправы, люди остерегались в запретное время закурить трубку от огнива. На одних сыпались неожиданные милости, другие подвергались опале, но и те и другие часто не могли догадаться – за что.

Особенно круто и ретиво принялся Павел I за военные реформы. Вводился новый военный устав, списанный Ростопчиным с прусского устава 1760 года и исправленный самим Павлом. По новому уставу сильно была стеснена власть полковых командиров; командиры дивизий, генералы превращались в инспекторов, наблюдателей за строгим применением устава. Фельдмаршалы приравнивались к простым генералам. Чтобы еще более уронить значение высшего в войсках чина, Павел сразу произвел в фельдмаршалы десяток рядовых генералов.

Гатчинские офицеры при личном участии императора с неимоверной поспешностью переучивали гвардию, которая должна была стать школой для новых командиров в армии. На ежедневных разводах учили не только солдат, но и генералов маршировать по-новому. Павел не скупился на жестокие наказания. Не угодившие ему генералы прямо с Дворцовой площади отправлялись в крепость или в Сибирь; за малейший промах офицеров увольняли. Если так строго Павел обходился с начальниками, то каково же было солдатам! Палки на их спины сыпались с удвоенной щедростью. Одному полку, который на разводе сделал ошибку, Павел скомандовал: «Кругом! Дирекция на средину! Прямо! Шагом марш в Сибирь!» – и полк в полном составе прямо от Зимнего дворца пошел в Сибирь. Правда, Павел одумался и вернул полк с первого этапа.

Аракчеев, ставший генерал-квартирмейстером, то есть начальником Генерального штаба, перенес свою свирепость на офицеров. Обучая их в Зимнем дворце новому уставу, он осыпал офицеров площадной бранью. Один из них, Георгиевский кавалер Лен, служивший ранее в войсках Суворова и награжденный за храбрость, не вынес грубости Аракчеева и застрелился. Узнав об этом, Павел I отправил Аракчеева в отставку. Известие о смерти Лена сильно взволновало Суворова. Он заплакал.