Маргарита Снапир - Сестра

– Сволочь! Фашист! – закричала Лара срывающимся на визг голосом. Она подскочила к скулящему в пыли Костику, рывком выдернула доску из его ноги и снова вонзила гвоздь, снова выдернула, замахнулась, но тут подбежавший Юрка схватил ее сзади и оттащил от Марасюка.

На линейке первого сентября Борька стоял с заклеенным пластырем носом и сильно заплывшим правым глазом. После драки во дворе родители Костика и Сашки приходили к ним разбираться. Отец Ефим Ильич пригласил Марасюков в дом. Они с порога начали кричать, что Костику теперь чуть ли не на костылях ходить придется, но увидев перекошенное от побоев лицо Борьки, прошмыгнувшего в детскую, замолкли на полуслове.

В этом году Лара перешла в пятый класс. Из начальной школы в среднюю, находившуюся на улице Тургенева в здании старой немецкой гимназии с пристроенным в 80-е новым крылом, которое соединялось с основной постройкой крытым коридором. Крыло пристроили, когда директором школы была И. Р. Васильцова, ставшая теперь фрау Лунау и живущая в Мюнхене. Весь городок в целом сохранил немецкий стиль с мощеными улочками и птичками на башенках домов. Боря и Лара Гринберги жили в старом немецком доме. Каждое лето к ним приезжал Герхард Нойманд. До войны в этом доме жила его семья. Он привозил детям заграничные игрушки и сладости, и еще привозил черно-белые фотографии, казавшиеся Ларе и Боре совершенно нереальными. На фотографиях маленький Герхард со своими мамой и папой сидели за их, Гринбергов столом или стояли на их крыльце. Квартира осталась совершенно такой же, полностью сохранив планировку. Каждый год Герхард навещал не их семью, он навещал свое детство.

Лара стояла на линейке и чувствовала себя гордой и взрослой, теперь она тоже учится со старшими, а не с малышней. Волосы ее были заплетены во французскую косичку «колосок», а не в детскую баранку с двумя бантами, как на линейках в начальной школе. Она вся лучилась, но гордость и радость смешивались в ней с легким чувством страха перед новой школой. Она казалась Ларе огромной по сравнению с трехэтажной коробкой «началки». Хорошо, что Боря учился здесь уже целый год и все знал.

Появились новые предметы и новые учителя. Каждый урок теперь проходил в своем кабинете, и Лара все время боялась заблудиться в кривых коридорах немецкого здания и не успеть добраться до нужного класса до звонка.

Математику вела Сара Самсоновна, прозванная учениками Эсэсовцем (по первым буквам имени и фамилии), что было забавно, учитывая ее еврейское происхождение. Учительница была очень строга и требовательна, особенно к успешным ученикам. За красивые глаза оценок не ставила, задавала домашние задания непомерных объемов и любимчиков в классе не заводила. За это и получила свое прозвище сухая старушка с выбивающимися из толстого пучка седыми кудрями. Лара с математикой не очень дружила и слегка побаивалась строгого преподавателя. Борька же был влюблен и в предмет и в учительницу, решал задачи под звездочкой, не входившие в обязательное домашнее задание и получал настоящее удовольствие, когда, открыв последнюю страницу учебника с ответами, видел тот же результат, что получил сам. По математике у Бори была твердая пятерка, но без плюса и прочих поощрений, как могло бы быть у другого учителя. На контрольных Сара Самсоновна, прохаживаясь между рядами парт, легонько касалась Бориного плеча маленькой морщинистой рукой – и это было для мальчика наивысшей похвалой.

Лару полностью поглотила заменившая «чтение» литература. Книги по школьной программе, которые другие дети читали из-под палки, она проглатывала одну за другой, а после принялась за Борькины книги за шестой класс. Каждое слово для Лары дышало каким-то живым, настоящим смыслом. Стихи, заданные на дом запоминались сами собой и то и дело всплывали в памяти.

«Еще в полях белеет снег, – читала Лара себе под нос, густо намыливая руки, –

А воды уж весной шумят –

Бегут и будят сонный берег,

Бегут и блещут и гласят… – и струя воды смывала белую пену в раковину.

Уроки учили вместе. Боря помогал сестре с математикой, а она писала ему сочинения. Потом быстро переписывали на чистовики и шли гулять.

В соседний двор больше не совались. Гуляли, пока не наступили холода, на поле и до зимы успели построить хороший штаб из досок и шифера. Посередине выложили из кирпичей небольшой «колодец», в котором было удобно разогревать тушенку и даже можно было запечь картошку в золе.

Однажды Юрка зашел за Гринбергами раньше обычного – как правило, до четырех они делали уроки.

– А Борялара выйдет? – спросил он привычной скороговоркой.

– Выйдет, – улыбнулся Ефим Ильич, – а ты пока проходи.

– Борька! Юра пришел! – крикнул отец вверх и ушел в родительскую спальню, по телевизору как раз шли новости.

Боря спустился со второго этажа.

– Что, уже уроки сделал? – спросил он и толкнул друга плечом.

– Ща че-то покажу, ты сдохнешь! – прошептал тот.

Юрка расстегнул куртку, под свитером у него что-то шевелилось.

– Смотри, – сказал он и оттянул ворот свитера.

– Ого! – вскрикнул Борька и тут же, спохватившись, перешел на шепот: – Откуда они у тебя?

В потном тепле Юркиного свитера копошились трое слепых котят.

– Мне бабка Гутя шесть рублей дала, сказала, утопить надо.

– Ты че, сдурел? Как ты их топить собрался? – шептал Борька.

– Не знаю еще, – Юрка заговорщицки улыбнулся и позвенел монетами в кармане. – Весь живот мне уже исцарапали.

– Пап, можно мы погулять пойдем? – крикнул Боря в закрытую дверь спальни.

Ефим Ильич вышел в прихожую, и Юрка поспешно запахнул куртку.

– Ты с уроками закончил? – спросил отец.

– Мне еще десять страниц от «Кладовой солнца» осталось, я вечером дочитаю.

– А сестра?

– Она уже сделала все, меня ждет, – соврал Боря. У Лары еще математика была не начата. «Я эту математику, как два пальца за пять минут сделаю, а «Кладовую солнца» она мне перескажет, запоминает же целыми страницами наизусть», – быстро прикинул он.

– Ну идите. Только чтоб в восемь как штык дома были.

Борька пулей взлетел на второй этаж.

– Ну че там? – спросила Лара, когда брат зашел в комнату.

– Там у Юрки котята, одевайся давай.

– А с математикой что? Какие котята, с собой, что ли, притащил?

– Я тебе математику вечером сделаю, одевайся, отец отпустил.

Лара быстро натянула «дворовые» джинсы с неотстирывающимися пятнами от травы на коленках и они с Борькой сбежали вниз по лестнице в прихожую.

– Покажи! – Лара потянула Юрку за рукав.

– На улице покажу, выходите уже, – сказал тот со значительным видом и вышел за дверь.

– Ой, какой! – Лара держала в ладонях одного из котят. – Как мышь!

– Сама ты мышь, – почему-то обиделся Юрка и сунул котенка назад под свитер.