Маргарита Снапир - Сестра

– Пойдем, что ли, за Тузиком?

Тузика сразу отпустили. Уроков он не делал в принципе.

Стали думать, как потратить деньги. После долгих сомнений и рассмотрения различных вариантов, купили в магазинчике «Диана» на Ткаченко большую шоколадку в картонной коробке с «окошком» и бутылку лимонада «Буратино». Шоколад поделили на всех поровну и устроили в новом штабу настоящий пир. Котята ползали по подстилке из сена и пищали.

– А чего они все время пищат? – спросила Лара. – Может, голодные?

– Может, – отозвался Тузик.

– Я тогда сейчас быстро домой – за молоком, хоть покормим.

– Только они так есть не будут, – сказал Юрка, – маленькие еще. Наша Дашка, когда окотилась, у нее молока не было, так мать котят из пипетки выкармливала.

– Да у нас этих пипеток куча целая в коробке с лекарствами! – обрадовалась Лара. – Я быстро.

Через десять минут она вернулась с пипеткой и молоком, налитым в стеклянную банку. Накормили котят с большим трудом, они пищали и не хотели брать пипетку, но распробовав молоко, насосались и уснули один на другом.

Время подходило к семи часам. Сумерки медленно сползали на деревья, просачиваясь между ветками.

– Ну, пошли топить? – спросил Тузик.

– Кого? – удивилась Лара.

– Кого-кого? Котят.

– Как же их топить? Они же живые, – растерялась девочка.

Мальчишки застыли в недоумении. На самом деле, все трое чувствовали то же самое, но деньги были потрачены, и вернуть котят бабке Гуте было нельзя. У Борьки промелькнула мысль забрать их домой, но родители ни за что бы не позволили. У отца была аллергия на шерсть, и Борька хорошо помнил, как отекло однажды у него лицо и в глазах полопались сосуды, когда отец погладил бездомного щенка, которого они с сестрой притащили в дом, и как потом еще три дня отец не ходил на работу (отек никак не спадал, и отец был похож на привокзального пьяницу).

– Пошли, короче, – нарушил общее молчание Тузик.

– Я топить не буду, – решительно сказала Лара.

– А шоколад ты ела!? – разозлился Юрка.

– Ела… – ответила она тихим голосом и опустила голову. Слезы набежали мутной пеленой. Виновна по всем статьям: и шоколад этот проклятый ела, и лимонад пила.

Они стояли у открытого колодца. Со внутренней стороны из бетона торчали железные скобы-ступеньки, спускающиеся в коричневую воду. Борька, Тузик и Юрка держали в руках по котенку, Лара стояла к ним лицом с другой стороны колодца. Маленькое теплое тело котенка грело Борьке ладони. «А вода-то, наверное, ледяная», – подумал он и комок подступил к горлу.

– Ну всё! – Тузик бросил котенка в воду.

Раздался истошный писк. Борька словно окаменел от этого, расколовшего пространство, пронзительного крика о помощи. Звук отражался от стен колодца, застревал в темном вечернем воздухе и бесконечно продолжался у Борьки в ушах. Слезы стояли на краешке, готовые покатиться из глаз. Хотелось, чтобы все прекратилось, чтоб котенок перестал пищать, слышать это было невыносимо. Он не успел заметить, как Лара сбросила куртку и полезла в колодец.

– С ума сошла! Ты чего творишь? – наконец вышел из ступора Борька.

Лара выловила котенка из грязной воды и, прижав его к себе одной рукой, стала карабкаться наверх. Тузик перегнулся через стенку колодца и помог ей выбраться.

– Ну, молодец, Ларка! Слава яйцам! – невпопад пошутил он, когда Лара уже оказалась рядом с ними. Она завернула котенка в свою куртку и тот, согревшись, притих. Тузик забрал его домой, чтоб не сдох от холода, а для двух других ребята соорудили «домик» из коробки и тряпок и оставили в штабу. Каждый день приходили кормить котят, и когда в декабре выпал первый снег, они уже были хорошие, пушистые, со смешными треугольными хвостами. Оба оказались мальчики, Барсик и Мурзик. На зиму с разрешения родителей устроили котят у Гринбергов в сарае.

Как хозяйка, въехавшая в новую квартиру, вымывает пыль из углов и меняет занавески, не оставляя следов прежних жильцов, зима заполняла город, покрывала дворы белым, выстуживала воздух и наносила на окна морозные гравюры.

С Ларой в эти месяцы начали происходить перемены, не совсем Борьке понятные. Она не строила с ними снежные крепости и не участвовала в перестрелках снежками, а все чаще оставалась дома с книгой, да еще выпросила у родителей на Новый год «женские» сапоги с опушкой вместо его прошлогодних зимних ботинок.

– Ты ж всегда была наш человек, а становишься фифой какой-то, – попытался как-то раз вразумить ее Борька, но Лара отмахнулась от него, не отрывая глаз от книги.

Она и сама чувствовала, что с ней что-то происходит. На месте плоской груди появились и побаливали два небольших бугорка, а под мышками и в паху начали расти тонкие волоски. Кроме сапог с опушкой, на Новый год мама подарила Ларе первый в ее жизни бюстгальтер, о котором Борька ничего не знал, так как Лара прятала его каждый вечер в шкаф, а не оставляла на стуле с остальной одеждой.

В классе мальчики относились к ней как к своей, не дергали за волосы и не стреляли в нее маленькими, похабного содержания, записочками, как было с другими девочками. Если раньше Ларе это нравилось, и она даже чувствовала себя выше остальных девочек с их глупым хихиканьем на переменах, то теперь такое отношение противоположного пола ее слегка обижало. Она подолгу смотрела на себя в зеркало и не видела ничего, что могло помешать ей нравиться мальчикам: худенькая, глаза большие. «Ну, рыжая, конечно…», – с досадой отмечала она.

Среди книг по школьной программе, которые Лара читала без разбора – и свои, и Борькины, ей попался «Дубровский». События пушкинского произведения взволновали всю ее девичью натуру. Это было что-то абсолютно новое, совершенно не похожее ни на «Каштанку» и «Теплый хлеб» с их пронзительной жалостью к животным, ни на «Остров сокровищ» или «Тома Сойера» с опасностями и приключениями…

Внутри росли и раскрывались удивительные непознанные чувства, задевались глубинные тонкие нити. «Пылающие уста» Марьи Кирилловны и «страстные речи» Дубровского приводили Лару в трепет. Походы на поле и игры в снежки стали казаться ей детскими и неинтересными, а зима предоставляла прекрасные долгие вечера для чтения.

Борька удивлялся поведению сестры, не понимал, как ей могут быть интересны девчачьи анкеты, передаваемые по классу и дурацкие разговоры про «кофточки-шмофточки», и долго отказывался признавать, что Лара принадлежит к шушукающемуся миру девочек, а не к их интересному – мальчишескому. Он стал замечать, что у нее появились секреты и что каждый вечер перед сном она что-то прячет в шкаф. Борьку разбирало любопытство и однажды, когда сестра, переодевшись в пижаму, спустилась вниз умываться, он, стараясь не скрипеть дверцей, открыл шкаф. В дальнем углу Лариной полки лежал маленький белый комочек. Борька достал его и аккуратно развернул. «Ну и гадость! Лифчик!» – мальчик отбросил от себя неприличную вещь. «Не может быть, чтобы Лара… Она что – это на себя одевает? А у нее что, уже есть на ЧТО?» От этих мыслей Борьке стало противно. Он двумя пальцами, словно боясь испачкаться, поднял бюстгальтер с пола и быстро затолкал назад в шкаф. После того как Боря таким образом обнаружил наличие у сестры «личной» жизни, он решил, что «как пацана» они ee окончательно потеряли.