Анатолий Батов - Перевозчик

– Во дает, – заметил я Виктору, приятелю, с которым сошелся ближе всех, – наверно, готовится к соревнованиям.

– Ошибаешься, – ответил Виктор, – это дядя Коля, местный лесник, у него тут недалеко избенка стоит.

Виктор уже третий год отдыхал в этом пансионате, поэтому я, не удивившись его осведомленности, спросил: «А почему ты его называешь дядя Коля, он же наших с тобой годов?». Он снисходительно улыбнулся и сказал: «Скорее, его нужно называть дед Коля, ему уже за семьдесят».

– Не может быть, – удивился я.

– Скоро ты его сам увидишь, – раз он объявился. У него большой участок, и иногда по нескольку дней его не бывает дома. Заночевать есть где, на участке два поселка и несколько деревень. А в пансионат он частенько заходит поиграть на бильярде. И как играет – редкий шар не забьет.

И действительно, в этот же вечер, часов в десять, он появился. Мы с Виктором играли в шахматы, и наш столик стоял ближе к входу. Он узнал Виктора, поздоровался и с улыбкой сказал: «Ну ты прямо прописался здесь, который уже год приезжаешь?»

– Да всего лишь третий.

Протянул он руку и мне. Рука его оказалась прямо железной, чувствовалась силища неимоверная, но пожатие совсем легонькое, какое-то аккуратное, так бывает, когда человек пытается взять пальцами что-нибудь нежное, легко разрушаемое, но боится его сломать или помять.

Теперь вблизи видно было, что ему не тридцать, но уж и никак не семьдесят. Его возраст был как-то трудно определяем. Если незнакомого человека попросить определить его возраст, он бы, подумав, сказал, что лет пятьдесят, и даже потом, вглядевшись, мог уточнить: «Или сорок пять».

На нем был поношенный спортивный костюм и темные кроссовки. Рост его примерно 175–176 см. Я легко это определил, так как он был одного роста со мной. Был он сух, подтянут, ни единого намека на живот, плечист. Волосы довольно густые, темно-русые, слегка подернутые сединой. Он прошел к бильярдному столу, поздоровался и спросил последнего.

А играл он действительно великолепно. Вот бывает, иной игрок с эффектным стуком о лузу вбивает прямого шара и тут же торжествующим взглядом обводит публику. Он же легких шаров вообще не бил, а предпочитал посложнее; играл для себя и совсем не старался привлекать внимания. А оно так и было – все занимались своим делом. Наверно, только я заинтересованно наблюдал его и удивлялся, как можно в семьдесят лет так сохранить себя.

Примерно половина двенадцатого по «ящику» по первой программе началась передача «охота на НЛО». Теперь у нас в моде смотреть всякие под грифом «Секретно», «отдел Х», «Очевидное невероятное» и прочее… Поэтому многие отвлеклись и переключили внимание на телевизор.

Рассматривались две противоположные гипотезы ученых. Одни считали, что НЛО существуют. Показывали фотографии ровных кругов на полях, оставленных якобы летающими тарелками. Рассказывали, как у летчиков, попытавшихся преследовать «тарелку», отказывали приборы и как молниеносно они уходили от преследования. Ну и приводилось много других примеров.

Другая точка зрения, что это игра природы, то есть неизученные атмосферные явления. И тоже приводился ряд доказательств и аргументов в ее защиту.

У нас в зале тоже постепенно разгоралась дискуссия. В пользу последней гипотезы выступил наш балагур-доминошник. Громко отдуплившись, затем взяв конца, прокатил всех и тут же, со стуком сделав «рыбу», встал и авторитетно заявил, что все это фуфло. Как же богат и емок язык просторечия! Одним словом, выражено целое направление в уфологии.

Нечаянно я посмотрел на дядю Колю. Он тоже прекратил играть и, медленно подойдя к окну, смотрел в пустоту. Лицо его поразило меня. Он смотрел вверх, на звездное небо, и видно было, что он был не здесь, с нами, а словно какие-то мысли унесли его куда-то далеко-далеко отсюда.

В это время дискуссия в зале разгоралась, спорили все жарче; очевидно, требовалась разрядка после умственных и физических напрягов. Аудитория разделилась на пессимистов, которых оказывалось больше, но были и верящие. Особенно яростно сцепились двое, наш доминошник и один шахматист, косивший под интеллектуала. Тьфу… ты… как же все-таки прилипчивы слова просторечия и жаргона, но зато часто очень точны! Этот горе-интеллектуал так и сыпал к месту и не к месту терминами, самому, похоже, непонятными, чем привел своего противника в некоторое изумление и даже замешательство, но не тут-то было, как говорится, не на того напал. «Битый час смотрим мы это, – воскликнул он, обращаясь уже ко всем, – и видим, все делается, чтобы напустить интересу к передаче и повесить вам лапшу, сами знаете куда. Нам говорят, что такой-то фермер видел близко… у такого-то летчика отказали… тормоза… а того вообще похищали… но он ничего не помнит. И выходит, что все это голословно. А показать фактического человека, непосредственным образом участвовавшего в каких-либо этих событиях и могущего доказательно рассказать о них, не могут. Нет такого человека! Значит, все это голые слова!» – закончил он во всеобщей тишине…

– Почему же, есть, – произнес негромко дядя Коля, уже отошедший от окна и слушавший последний монолог.

Все удивленно замерли и повернулись к нему. Затем раздались несколько возгласов:

– Как?.. Когда это было?

– И вы были участником?

– Расскажите!

– Вы нам расскажете?

– Что же, рассказать можно… Но уж больно длинная это история… захочется ли вам ее слушать до конца, – задумчиво и с неуверенностью произнес дядя Коля. По нему видно было, что он уже сомневается, стоило ли начинать этот разговор. И продолжил: – Прошло уже десять лет, и я еще никому не рассказывал…

– Нет уж, позвольте, раз уж начали, продолжайте, а мы с интересом послушаем, – сказал пессимист-доминошник.

Его поддержали другие и уже начали переставлять поближе стулья, стоявшие вдоль стен зала. Кстати, народу оставалось всего человек пятнадцать.

Дядя Коля обвел всех взглядом и начал:

– Было это в тот год, когда Москва готовилась принять Олимпиаду. В то время реже, но иногда показывали, – он кивнул на телевизор, – как кого-то взяла тарелка, куда-то его возила, что-то в нем изучала, а затем снова возвращала на Землю. Не очень-то я в это верил, да и не особо мне было интересно, других забот хватало. Но вот что произошло со мной. Сразу предупрежу, если в конце моего рассказа кому-то он покажется слишком невероятным, то особо недоверчивым, – при этих словах он посмотрел на доминошника, – имея большое желание, можно проверить, что пятнадцать лет меня не было на этой нашей земле; ни в одном документе он не найдет никакого упоминания обо мне. Я исчез, когда мне было сорок семь лет, и явился снова уже пенсионером. В конце, если будет интерес, я могу рассказать, сколько хлопот мне, пропавшему без вести, доставило выхлопотать эту самую пенсию.