Ande - Старые долги

На столе возник толстый конверт. Сунул его в рюкзак. Почитаю в электричке. Мне кажется, я использую Линию Доставки в сотую процента от возможностей.

Допивая кофе, я попросил счет. Подумав, обратился к официанту:

— Я думаю, у вас должен быть знакомый таксист, который довезет меня куда нужно. Без проблем. — последние слова я выделил голосом, и пояснил. — неохота стоять в очереди.

Счет оказался на двадцать рублей без копеек. С учетом того, что в сухой закон алкоголь подавали после двух часов дня, а моих блюд явно не было в меню, вполне деликатный ценник. Человек старался и рисковал работой.

Хмыкнул, достал из рюкзака три десятки, и вложил в книжечку.

— Сдачи не нужно.

— Благодарю Вас.

Провожая меня к дверям ресторана, возле которых топтался крепкий мужичок в кожанке, видимо таксист, официант неожиданно спросил:

— И как там, за речкой?

Ха! Он меня принял за афганца! А что? Обгоревшее на солнце лицо, стрижен по армейски, одет в фирму, плохо ориентируется в нынешнем Союзе…

Я приостановился:

— У вас там кто?

— Младший брат. Должен вернутся через год. Десантник.

— Желаю вам, что бы все обошлось. — а что я еще скажу? — Мы оттуда уйдем. Через пару лет, я думаю. Так что делайте выводы сами.

Пожав официанту руку на прощание, пошел за таксистом. Сел на заднее сидение. Таксист покосился. Сейчас все садятся спереди. Сзади садятся начальники.

— Куда едем?

— Угол Лиговки и Прилукской, пожалуйста.

— Десятка!

— Поехали.

От Пулково, без очереди, таксисты всегда везли дорого. Поэтому пассажиры набивались в машины по четверо — пятеро, разделяя расходы на всех. Мне, до места, счетчик бы нащелкал рубля два. Сейчас таксисты со всех лупят минимум вдвое. Впрочем, если ты готов платить, то проблем с такси не было. Хотя, большинство водил при этом имело такой вид, как будто делает тебе отдолжение. Этим сейчас грешит вся сфера обслуживания в СССР. Даже за серьезные дополнительные деньги тебе делают отдолжение. Потому что могут и не делать.

Машина между тем выехала на площадь Победы, с памятником, прозванным в народе отверткой. Похожий памятник на Площади Восстанияназывают стамеской. Московский Проспект почти не изменился. Нет рекламы, кроме рекламы КПСС и Ленина. Нет стеклопакетов в окнах, и кондиционеров на стенах. Хилый трафик, без иномарок. Чадящие Икарусы и Лиазы. Почти пустые трамваи и троллейбусы. Редкие прохожие, чуть больше людей концентрируются возле метро. Как то маловато народу…

— Извините, — обратился я к таксисту, — а какой сегодня день недели?

Он очумело посмотрел на меня:

— С утра воскресенье было!

Ну и куда я еду? Какой нафик деканат?

— Простите, можнотогда на Балтийский вокзал?

— Мне без разницы — буркнул водила.

— Тогда на Балтийский, пожалуйста.

Такси подъехало к главному входу в Балтийский вокзал. Мы называли его Болтушкой. То есть называем. Надо бы мне определиться с временами. Буду исходить из того, что все, что со мной произошло до пятидесяти семи — было. А то, что происходит сейчас — есть. Так не буду путаться.

Пять минут первого. Моя электричка в двенадцать сорок пять. Сорок лет прошло, а я все еще помню! В огромном зале прибытия / отправления, переходящем в платформы, выстоял очередь за билетом. Восемьдесят пять копеек. Разменял десятку. Рассовал по карманам мелочь и купюры.

Что то все на меня посматривают. С одеждой нужно что то делать. Как не будь попроще одеваться, хотя, куда уж проще? Буду присматриваться.

Избегая ненужного внимания, вышел из вокзала и обошел его справа. Возле боковой двери в вокзал стояла тетка в белом халате. Перед ней стоит табуретка, с огромной кастрюлей, накрытой полотенцем. Пирожки! Еще одна забытая радость. Приезжая на электричке в Питер, я всегда иду в это место и покупаю пару пирожков.

— Два с мясом, один с рисом!

Тетка протянула мнетри завернутых в бумагу золотистых цилиндра из теста.

Шестьдесят копеек за тихую радость и пиршество воспоминаний. Даже не заметил, как все съел.

Вытер руки, закурил и пошел на электричку. Навыки и привычки этого времени вспоминались легко. Лучше всего уже стоять на платформе, когда её подадут. По давней договоренности с друзьями — приятелями мы обычно садились в четвертый вагон. Я прошел к остановке пятого вагона. Общаться с забытыми приятелями я опасаюсь. Ляпну чего не будь не то.

Состав подали за десять минут до отправления. После короткой давки прошел в вагон, и уселся на деревянную скамью у окна, справа по ходу. Ехать два часа. Прислонился к окну и неожиданно уснул.

После Старого Петергофа меня растолкал дядька-контролер. Я обхлопал карманы, с трудом нашел билет. Мужик сурово клацнул по нему компостером, и пошел дальше. Напротив сидели две хорошенькие девицы и с любопытством стреляли в меня глазами. Рядом сидел армейский полковник. Посмотрел на меня неодобрительно. Я отвернулся к окну. Чего я им всем не нравлюсь то? Впрочем, насрать и розами засыпать.

Университет и Мартышкино проехали без остановки. Показался Финский залив. На воде болтались два крашеных шаровой краской кораблика. Похоже Морские Охотники. Вокзал Ораниенбаума построен на берегу залива. Я смотрел на серую балтийскую воду, и мне вдруг расхотелось думать о том, что делать и строить планы. Стало хорошо и спокойно от того, что скоро я приеду домой, увижу брата, да и маман, чего уж.

Я достал сигареты, и сообщил полковнику что пойду, покурю. Бросил на свое место рюкзак, подмигнул девицам и отправился в тамбур.

Электричка пришла вовремя. На выходе возникла давка. Народ ломился на автобус. Четыре поданых автобуса всех не вмещают. Никаких такси и бомбил. Поэтому поездка в электричке венчается бегом с препятствиями. Мне до магазина «Сосновый Бор». Недалеко от него, в трехэтажном неприметном доме, сейчас располагается ГорИсполКом. Маменька у меня там работает зам. председателя. Завтра Первое Сентября. Так что маман точно на работе, контролирует готовность к Дню Знаний.

Милиционер на входе знает меня в лицо. Я поднялся на второй этаж и толкнул дверь с табличкой «Приемная». За столом с печатной машинкой и батареей телефонов, между двумя окнами, сидела тетя Нина, секретарь Председателя, и матери заодно. На стульях у стены скучали какие то люди, видимо ожидая приема. Кабинет матери напротив председательского.

— Тоша! — тетя Нина заулыбалась — Вернулся! А загорелый то какой, красавчик прямо!

— У себя? — я кивнул на дверь материного кабинета.

— У Валентины Васильевны совещание, посиди немного. Сделать тебе чаю?

Отказался и уселся у стены. Минут через десять из кабинета вышло несколько человек, а за ними во всем блеске явила себя народу маман.