Анна Морецкая - Драфт. Часть первая: build

Экономически такие городища выживали за счет разных торговых представительств, имеющих здесь офисы, более-менее крупных, по стандартам диких земель конечно, медклиник, и стихийно образовавшихся контор «общественного транспорта», которые содержали по паре-тройке аэромобов большой вместимости — мест на десять, курсирующих между соседними городищами и ближайшим Городом. Так же здесь размещались кое-какие объекты призванные, так сказать, отвечать понятию «развитая инфраструктура». Химчистки там, заведения досуга и развлечений, какие-то совсем уж мелкие предприятия, типа ремонтных мастерских. В общем, все то, чего не было в большинстве поселков, расположенных при поместьях.

А со временем в городищах стали открываться и филиалы некоторых университетов, учеба которых проходилась в очном режиме. Особенно нуждались в аудиториях непосредственно «близ земли» такие заведения, в которых учили работе с животными и растениями.

Вот в одно из них и поступила в свое время юная Аля. Училась она, конечно же, на ветеринара — специальность, считай, семейную и понятную ей с детства. А по окончании учебы, как и многие из тех, кто поступал на спонсируемое Советом отделение, она уехала работать туда, откуда был сделан запрос на специалиста ее профессии.

Вот так Альберта в свое время и оказалась в Пшехе. Да-да, именно здесь, в поместье, объединившем в себе обширное многопрофильное хозяйство, деревню при нем, сотни на три домов, и массивный особняк, «зацепившийся» за гору и зависший над маленькой бухтой.

Основными направлениями и тогда, и сейчас, для предприятия Пшехи, были садоводчество, виноделие и парниковое хозяйство. Так что штат зоотехников был весьма невелик. На момент прибытия Альберты — это она, молоденькая выпускница, да седоусый Николай Иванович, собирающийся со временем предать ей дела и отправиться на заслуженный отдых, денежки на который, в общем-то, уже давно были им припасены.

Впрочем, хоть деятельность предприятия и не была напрямую связана с разведением какой-либо живности, но вот эта самая живность и в самом поселке, и на маленькой ферме, имеющейся для нужд хозяйского поместья, и уж тем более на конюшне, где содержались лошади для работ в поле, наличествовала в довольно немалом количестве. Так что «погружение» Али в жизнь Пшехи было быстрым и содержательным. Пришлось ей за короткий срок познакомиться не только с непосредственными подопечными, но и с их хозяевами. И в итоге, не прошло и пары месяцев, как и она сама, и люди, окружающие ее, уже считали, что она тут давно и точно надолго.

Альберте все нравилось. Ей выделили домик на окраине поселка и малюсенький двухместный аэромоб. Работа ее, как и мечталось, не была привязана к одному месту, а пользуемая живность не ограничивалась одними коровами или свинками, как было бы, если б ее распредели на животноводческое предприятие. И бонусом ко всему было то, что это столь чудесное место находилось не так далеко от того, где она выросла. То есть, родители и друзья оказывались всего в неполном часе лета на ее аэромобе-малютке.

К этому моменту своего рассказа Альберта даже оттаяла и Кэтрин просто «купалась» в тех бестревожных радостных чувствах, что всколыхнули в женщине воспоминания о юности и самом начале ее жизни в Пшехе. Они даже немного посмеялись, когда бабушкина подруга, отвлекшись от чего-то горького, но пока неизвестного Кэти, рассказывала о первом своем пациенте здесь, о том, как завела друзей на новом месте и впервые же посетила особняк, который казался ей тогда неимоверно большим и роскошным.

Конечно же, в хозяйский дом она попала в связи со своими прямыми обязанностями. Да, казалось бы, какие животные могут быть в доме, где хозяева не бывают годами? А вот были! И как любым живым существам им иногда требовался доктор.

Хотя в самый первый раз, когда Альберту вызвали в особняк, она, как к своему, так и к общему сожалению, ничем помочь болящему не смогла. И дело было не в ее какой-то профессиональной ошибке, а в том, что пациент был стар, толст и малоподвижен. А его обидчики — сильны, ловки и в самом расцвете их кошачьих лет.

Как уж эти два кота сумели достать подвешенную клетку с той несчастной канарейкой — неизвестно, но они это сделали!

В момент, когда Аля примчалась в особняк, ее глазам предстала картина полного погрома — с разрушенным домом, в виде погнутой проволочной клетки с висящей на одной петле дверкой, пострадавшим, находящимся присмерти — в лице потрепанной канарейки, и горюющими «родственниками», роли которых весьма убедительно исполняли две горничные — Алёна и Оксанка. В дальнейшем ее задушевные подружки.

Как оказалось, нежно оглаживаемая птичка помирала совсем не от когтей агрессоров, а потому что… сильно долбанулась о каменные плиты, которыми был выстлан пол в зимнем саду особняка. Канарейка мало того, что оказалась по всем физическим показателям преклонного возраста, так еще и страдала сильнейшим ожирением, отчего и не смогла улететь, когда кот каким-то образом открыл дверку ее домика.

В общем, в тот раз, как только погоревать вместе с девушками, Аля ничего сделать и не смогла. А вот котов, тех самых птичьих убивцев, она в дальнейшем пользовала регулярно. Поскольку кроме силы и ловкости, как и положено им в расцвете кошачьих лет, они имели еще и такие свойства характера, как наглость и упертость, и практически постоянно участвовали в боях за территории.

Звали котов Тиша и Вася.

Первый, как рассказали Альберте, приблудился сам, лет за восемь до означенных событий, еще подростком. Он был полосат, страшно худ и ужасно голоден, но уже тогда проявил те самые — завидные наглость и упертость. Чем, собственно, и покорил повара, что заправлял на кухне особняка в обычное — не гостевое, время.

Второй же кот был породист и в оригинальной версии звался, конечно же, не Васей, а Вальдемаром Азалеем Брутом Третьим, как и вычитала в его паспорте Аля. Морду он имел плоскую, ушки маленькие и совершенно непрочесываемую нежно-персикового оттенка шерсть, которую ему просто сбривали почти под ноль, когда котище сильно закашлативался. Все эти чисто внешние атрибуты четко соответствовали его породе, но вот флегматизм и некоторая заторможенность, долженствующие проявляться в его характере, отсутствовали полностью, похоже, только увеличив тем самым долю все тех же наглости и упертости. Когда-то, на заре его кошачьей юности, он был подарен хозяйской матушке — госпоже Зинаиде Михайловне. Но сия уважаемая во всех отношениях дама, будучи тогда уже в очень преклонном возрасте, не вынесла возле себя этого проявляющего не по породе активность кота, и отослала его в деревню. В особняке он появился примерно в том же возрасте, и в то же время, что и Тихон.