Семён Афанасьев - Младший сын

– Руын кiм? – повинуясь какому-то невнятному порыву, спросил Гуйч паренька.

Тот замялся и отбоярился тем, что сам из рода пастухов.

Малшы – эхх, сейчас и слова то такого никто из своих не помнит! Не говоря уже о прочих тонкостях. Чабан и чабан, вкруговую. Или вон, как на земле паренька говорят, шабан. Потому как нет у них звука «Ч» в языке. И «Ф» нет, вместо них «Ш» и «П». [21] В родном языке ГГ, пересекающемся со знаниями аксакала, для обозначения пастухов есть минимум три разных по значению слова. Шабан (чабан) = бақташы = тот кто пасёт баранов. СТРОГО БАРАНОВ. Жылқышы = табунщик = пасёт лошадей. Есть свои тонкости. Начиная от видов травы и пастбища и водопоев; и заканчивая длиной дневного перегона табуна. Малшы = пасёт общую скотину (коров – баранов)

Гуйч чуть собрался, перестраиваясь под фонетику гостя, и старательно Ш-кая и П-кая, как и тот. А что парня будет считать гостем, он уже для себя решил: не так много раз за последние четверть века приходилось говорить почти что на родном языке.

Ладно, на родственном, поправил себя Гуйч. Но праязык всё равно общий.

Паренёк неожиданно серьёзно забуксовал там, где это вообще было не понятно: на вопросе про его род.

Было бы понятно, если бы он назывался шахским именем, и от того запинался: самозванцев нигде не любят.

Да и мало ли под каким именем он сказался в миграционной службе.

Но что такого в семье аульных пастухов??? Работа честная, хоть и порой непростая, а здесь ещё и давно забытая…

Определить на базаре нужного человека не составило труда. Сам базар невелик, триста футов в длину на сто пятьдесят в ширину.

Пробежавшись по рядам, вижу лишь одного нашего , возрастом лет за шестьдесят; но сам он из того народа, что кочует вдоль границы с фарси. Попутно: как и народ Пророка, они очень много кочуют на верблюдах (в отличие от нас, предпочитающих коней).

Между прочим, и на территории самих фарси представителей этого народа хватает. Взять хоть и великого поэта прошлого, Мақтум-кули, писавшего в том числе на туркане ( старших братьев которого, кстати, убили при их походе с посольством к Ахмад-Шаху Дуррани, основателю пуштунского государства. Но именно нашаистория тех деталей не освещает – нам нет дела до земель фарси и пашто ).

Кроме этого аксакала, на базаре нет больше никого, мало-мальски подходящего под намёки в личке. Сам он торгует тюбетейками, колпаками и прочими головными уборами из войлока (всем видам этих шапок не знаю названий даже я). Его товар – часть национального гардероба у нас и соседей, причём не только у туркан.

Здороваюсь и завязываю беседу, чтоб через несколько минут убедиться: человек тот, который нужен. Вопрос, насколько он согласится помогать мне. И может ли помочь.

После положенных приветствий и стандартного разговора на отвлечённые темы, он в лоб спрашивает, из какого я рода. Неожиданно для себя, сказываюсь потомком обычных пастухов (что вполне соответствует истине, хотя и не отражает её в полном объёме. Сам не знаю, почему так ответил).

– Давай с чего-то начинать, – переходит к делу мой собеседник после того, как все положенные приличиями реверансы выполнены. – Чего искал-то?

– Есть вопрос, переходящий в просьбу, – достаю из нагрудного кармана завёрнутый в бумажку камень, который пару дней назад выковырял из телефона местного бандита. – Подскажите, как это перевести в деньги здесь ?

Ата спокойно извлекает из кармана маленькие аптечные весы (ловят доли грамма, потому для ювелирки тоже годятся). Выбирает режим (караты вместо граммов). Затем кладёт на них камень и поворачивается ко мне:

– Четвертькаратник. Плюс-минус.

На самом деле, камень весит на пару сотых больше, но это действительно несущественно: по цене будет идти именно в категории четвертькаратников (мне немного странно, что он в этом разбирается) и доли процента ни на что не влияют.

Далее ата извлекает из недр халата комм и, не долго думая, открывает сайт одной из бирж Залива.

– Вы тоже знаете язык Пророка? – удивляюсь, заглядывая ему через плечо.

– Я филолог по образованию, – бормочет он, выбирая нужный раздел на сайте. – Учился ещё у нас… Естественно, знаю… На сегодня, если грубо, порядка полутора тысяч монет за карат, – сообщает он, сверившись с текущими котировками.

– Я не претендую на биржевую цену, – подымаю вверх ладони. – И должен сразу предупредить об источнике, откуда я этот камень взял. Они, конечно, ни разу не уникальные; и конкретный камень никак не определить, но…

– … здорово. – Посмеивается аксакал, когда я завершаю рассказ. – Но ты же понимаешь, что таких вот камней – на один карат уже четыре штуки. Не то чтоб ширпотреб, но… да, камень не уникальный.

– Понимаю. Но не сказать вам, где взял его, было бы неправильным.

– Вовсе не обязательно было, – морщится старик. – Твои дела – это твои дела. Но как один из вариантов… Давай считать. Одна четверть карата этого сорта – грубо, триста семьдесят пять монет, если по бирже.

– Не претендую на биржу, – напоминаю. – Согласен на триста. Попутно: а как вы определили чистоту и цвет?! Вы это видите на глаз?!

Вообще-то, я бы согласился и на сто монет. Потому что тот, кто у меня этот камень купит, должен что-то заработать и сам. Но у нас считается дурным тоном не поторговаться, что и делаю по инерции.

– Взял средние значения из таблицы. Мне не нужно на тебе наживаться, – уголком рта улыбается собеседник. – Поверь: я, в отличие от тебя сейчас , не нуждаюсь. И ты сейчас пришёл за помощью? Или делать бизнес и позаботиться обо мне?

– Первое, – тороплюсь согласиться с очевидным. – Хотя это признать и не так легко. Особенно вслух.

– Помощь людей друг другу – это то, что никого ни к чему не обязывает, – хмыкает ата. – Держи. – Он убирает в карман мою бумажку с камнем, а мне протягивает несколько крупных купюр. – Я собирался кое-кому подарок из родни делать, туда камень вставлять; всё равно бы покупать… Одну твою проблему решили?

Делаю ритуальный жест благодарности:

– Это намного больше, чем рассчитывал. Ещё раз спасибо.

Судя по всему, он нацелился дарить кому-то женское кольцо, поскольку одиночный камень больше никуда не вставишь.

– С высоты прожитых лет, могу предположить, что три сотни монет – это не вся помощь, которую Хан или сын Хана будет всерьёз искать у других тюрков на чужой земле, – отстранённо улыбается собеседник, задумчиво глядя в горизонт и заставляя меня икнуть от неожиданности. – Если ты обозначишь, какие ещё есть проблемы, возможно, старик вроде меня сможет пригодиться тебе чем-нибудь ещё. Либо что-то посоветовать.