Владимир Бабкин - 1917: Вперед, Империя!

Судя по тому, как заблестели глаза у Суворина, он уловил идею.

— Да, Государь. Техническим специалистам и прочим технарям делаем посыл о том, что развитие и модернизация России, ее индустриализация и все, что с этим связано требует нового, более простого языка и правописания. Для студентов свою историю запустим, для женщин — свою и так далее. Мода на модернизацию и на новую Россию. Новояз — язык успешной России! Новояз — язык перемен!

Я усмехнулся.

— Ну, как-то так. В общем, в этом деле первая скрипка за вашим Мининформом. Надеюсь на вас, Борис Алексеевич и жду конкретных предложений по данному вопросу. А заодно, про календарь надо подумать. В общем, давайте запустим общественную дискуссию и по теме новояза успеха, и по теме Новоюлианского календаря. Пусть обсуждают. А мы направим это обсуждение в нужно русло.

МОСКВА. КРЕМЛЬ. ДОМ ИМПЕРИИ. 23 июля (5 августа) 1917 года.

— Мы завтра едем в Марфино?

— Что, простите?

— Михаил, я спросила, едем ли мы завтра в Марфино и во сколько мне быть готовой к выезду?

Я несколько мгновений смотрел на невесту, ничего не понимая. Не на лошадях же она хочет покататься в конце-то концов? Видя, что я подвис, девушка мягко улыбнулась и сказала с легким укором:

— Ваше Императорское Величество, позволю себе напомнить вам, что у вашего сына завтра день рождения.

Я застонал.

— Ах, милая моя Мари, спасибо, это совсем вылетело у меня из головы. Видимо я плохой отец…

Мария покачала головой.

— Вы хороший отец, Михаил. Только очень и очень занятой. Вы уже знаете, что подарите сыну?

Усмехаюсь.

— Милая Мари, во-первых, не я, а мы, или вы собираетесь отделить себя от моей обожаемой персоны?

— Обожаемой?

— Имеете возражения на сей счет?

— Нет-нет, не имею. Так что же мы подарим Георгию?

— Так вот, теперь настало время того самого «во-вторых». Вы ведь наверняка все уже придумали, не так ли, милая Мари?

Девушка не стала ломаться и кокетничать, а просто сказала:

— Фотоаппарат.

— Мари, вы гений!!! Конечно же! Нет, даже не так, мы сделаем лучше!

— Интересно, что вы придумали.

— Мы подарим Георгию фотоаппарат, еще несколько мы передадим в дар Звездному лицею и организуем там настоящую фотолабораторию, создадим фотокружок и попросим господина Суворина выделить нескольких фотографов, которые будут читать лекции и учить лицеистов! Я попрошу нашего Лейб-фотографа господина Прокудина-Горского лично присмотреть за этим кружком!

Великая Княжна улыбнулась.

— Вы это отлично придумали, Михаил. Георгий и его друзья будут в полном восторге.

МОСКВА. ХОДЫНСКИЙ АЭРОДРОМ. 24 июля (6 августа) 1917 года.

Прибытие в Москву очередного официального дирижабля, вероятно, уже смотрится со стороны так же обыденно, как и прибытие трамвая к обычной московской остановке. Подумаешь, прибыл дирижабль с очередным монархом, разлетались тут всякие…

Не знаю, возможно, именно так и думали служащие главного аэропорта Империи, когда швартовался к причальной мачте дирижабль с болгарским царем, но для посвященных это был отнюдь не рядовой визит. Ну, и что, что летел он вовсе ни из какой не из Болгарии, а пролетел-то всего ничего, описав в полете Москву по широкой дуге, огибая столицу на пути из Марфино? Важно ведь не то, как он летел, а важно то, что напишут об этом всем в прессе.

А уж напишут, как говорится, так уж напишут. Не извольте в том сумлеваться, как говорят московские извозчики.

Вот и закончилась швартовка. Мощные моторы прижимают канаты к причальному столу и дирижабль уже окончательно покинул власть свободных стихий. Теперь все четко и жестко — воздушный корабль прибыл на свою стоянку, и пассажиры теперь могут свободно покинуть чрево огромного лайнера.

До одури боюсь я дирижаблей, памятуя их «вспыльчивый характер». Но, пока, Бог миловал. Сжав зубы, приходится мириться с нешуточным риском. Просто слишком многое зависит сейчас от скорости передвижения и оперативности появления различных персон в требуемых местах.

— Его Величество Царь Болгарии Борис Третий!

Появляется мой новоявленный царственный собрат в сопровождении своих генералов и прочих официальных лиц, которых уже успели привезти из Болгарии под ясны очи «обожаемого монарха», пока тот томился узником охотничьего домика в лесном массиве у Марфино. Достаточно комфортно, кстати сказать, томился. Даже на охоту какую-то ходил. Уж не знаю, какая там в Подмосковье охота.

Правда, большей частью, он был участником всякого рода консультаций и переговоров на разных уровнях, которые должны были обозначить, определить и закрепить то всестороннее сотрудничество между Болгарией и Россией, которое должно не только определить итог Великой войны, но и, во многом, заложить архитектуру новой послевоенной реальности на Балканах. Реальности, в которых роль России и ее союзников, будет куда выше, чем роль тех же Великобритании и Франции — союзников, с которыми моей Империи и врагов не надо.

— Его Императорское Величество Государь Император Всероссийский Михаил Александрович!

— Ее Императорское Высочество Великая Княжна Мария Викторовна!

Мы идем по ковровой дорожке навстречу дорогому гостю. Пусть еще не Августейшая чета, но наш статус определен и позволяет мне манкировать буквой протокола. Да и кто будет мне указывать в нынешней ситуации?

Слова приветствия. Доклад начальника почетного караула. Звучат гимны. Смотр войск. И вот уже официальный кортеж выезжает с территории Ходынского аэродрома.

Выезжает, чтобы тут же въехать в ворота Петровского Путевого дворца, где и состоится официальная часть переговоров на высшем уровне.

Ну, а то, что все уже договорено и согласовано, и все эти переговоры лишь формальность, так, кого это интересует? Ведь, чаще всего, в политике так и бывает, иначе зачем дипломаты нужны, верно ведь?

ИЗ СООБЩЕНИЯ РОССИЙСКОГО ТЕЛЕГРАФНОГО АГЕНТСТВА (РОСТА) ОТ 24 июля 1917 года.

Начался рабочий визит в Москву нового Царя Болгарии Бориса III. По итогам состоявшихся в Петровском Путевом дворце переговоров на высшем уровне, Его Величеством Борисом III Болгарским и ЕГО ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ ГОСУДАРЕМ ИМПЕРАТОРОМ ВСЕРОССИЙСКИМ МИХАИЛОМ АЛЕКСАНДРОВИЧЕМ были подписаны важные соглашения между нашими державами.

Царь Борис III официально заявил о вступлении Болгарии в Мировую войну на стороне Антанты и об объявлении войны Центральным державам.

С целью координации действий болгарской армии с армиями союзников, в Софии создан Штаб объединенного командования союзных сил. По соглашению сторон Штаб ОКСС возглавил генерал от инфантерии Радко-Дмитриев.