Владимир Бабкин - Меж двух Царей

ПЕТРОГРАД. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ И ЕГО ОКРЕСТНОСТИ. 6 марта (19 марта) 1917 года. День.

Еще не побежали по улицам столицы горластые мальчишки, и экстренные выпуски газет еще не успели покинуть стен своих типографий, а к Зимнему дворцу уже начал стекаться народ. Кто из чистого любопытства, кто с обеспокоенностью, а кто и с желанием помочь, если, конечно, кому-то эта помощь там понадобится. И пусть мотивы у всех были разные, но каждый из идущих к главному зданию Империи понимал — такой мощный взрыв не мог не привести к жертвам и разрушениям.

К вящему разочарованию некоторых "эстетов" Зимний дворец не было охвачен пламенем, из окон не выпрыгивали спасающиеся, и вообще большого пожара не случилось, хотя со стороны набережной из-за здания и тянулись в мартовское небо столбы дыма. Однако даже без большого пожара с Дворцовой площади спешащим к Зимнему было понятно, что с главной "цитаделью царизма" далеко не все в порядке. Из многих окон хлопали на ветру развивающиеся шторы, стекол, особенно в той стороне, которая выходила на Дворцовый проезд, практически нигде не было, а из глубин здания были слышны какие возбужденные крики, обеспокоенные возгласы и спешные команды.

Совсем другой вид на дворец открывался со стороны набережной и, особенно, со стороны Дворцового моста. С этого ракурса было видно, что в фасаде здания зияет огромная дыра, часть наружных стен обвалилась, и сквозь образовавшуюся брешь были видны разрушенные перекрытия, какие-то обломки, покореженная мебель. Картину разрушения дополняла невесть каким образом повисшая на обломках госпитальная кровать, с которой на улицу свисало нечто грязно-бурое, покрытое пылью штукатурки и обрамленное развивающимися бинтами.

Случившийся было в Императорской библиотеке пожар был уже погашен, и лишь жидкие дымные столбы говорили о том, что угроза пожара все еще не миновала. Но там суетились люди и несколько пожарных расчетов у стены намекали зрителям, что вопросом этим занимаются.

Впрочем, суета с тушением пожара не шла ни в какое сравнение с той всеобщей суетой, которая охватила все парадные официальной резиденции русских Императоров. У каждой лестницы толпились люди, среди которых выделялись служащие госпиталя, медицинские одеяния которых, впрочем, уже не светились белизной, а были покрыты той смесью пыли и крови, которая появляется лишь в зонах катастроф, когда вопросы стерильности имеют куда меньшее значение, чем скорость с которой раненые будут извлекаться из-под завалов.

К каждому парадному одна за другой подъезжали различные транспортные средства и суетящиеся у выходов спешно грузили на поданную машину, подводу или просто извозчика очередных раненых из дворцового госпиталя. Раненых и пострадавших от взрыва развозили по другим госпиталям столицы. Однако, несмотря на кажущуюся многочисленность и суету, дело продвигалось крайне медленно, поскольку оперативно перевезти и разместить порядка тысячи тяжелораненых было очень непросто. Не хватало буквально всего — и места, и транспорта, и людей, которые будут разгребать завалы, будут обогревать и укутывать ждущих своей очереди на эвакуацию, аккуратно выносить раненых, сносить их по лестницам дворца и погружать в транспорт.

Из-за неравномерности подачи транспорта и произвольно изменяющегося количества мест в нем, было очень трудно отрегулировать поток выносящих раненых и часто получалось, что на лестницах и в коридорах дворца возникали заторы из людей и носилок, или, что еще хуже, на улице скапливалось количество раненых, которых не успевали грузить и раненых приходилось держать прямо на морозе в ожидании следующего автомобили или извозчика, поскольку вернуться в помещение уже не было никакой возможности из-за сплошного потока выходящих из дворца.

Большая часть подходящих к Зимнему дворцу жителей Петрограда немедля присоединялись к безумному круговороту, кто, вызываясь носить раненых, кто, неся теплые вещи и одеяла, кто, организовывая транспорт, а кто и предлагая временно разместить раненых в своих жилищах, пока вопрос с местами в госпиталях не будет решен. Вездесущим мальчишкам так же быстро нашли посильную работу, отправляя их в качестве посыльных или за новой помощью.

Город, большей частью с безразличием отнесшийся к самому мятежу, вдруг проявил живейшее участие в вопросе спасения госпиталя. Сюда шли все, не взирая и не разбирая кто за кого, кто каких идей и партий, какого достатка или происхождения. В толпе плечом к плечу суетились и простые мастеровые, и курсистки, и генералы, и представители высших сословий. Да что там говорить, если сам Император не чураясь грязи и крови наравне с другими делал все для спасения раненых.

Среди добровольных участников спасательной операции широко разошлась история о том, что Государь, узнав о бомбе, не стал искать безопасное место, а кинулся спасать раненых и выносить их с места возможного взрыва. И лишь чудом спасся при взрыве. Поступок этот вызывал пересуды и воспринимался по-разному. Кто-то восхищался самоотверженностью нового царя и тем, что он думает о простых раненных. Другие качали головой и осуждали Императора за безрассудство, признавая, впрочем, что Михаил вовсе не из робкого десятка. Третьих восхищало, что новый монарх после взрыва не покинул дворец, а вместе с подданными продолжает спасать раненых из дворцового госпиталя.

Более того, Михаил Второй несколько раз обращался к толпе с короткими речами, в которых не было пафоса или умных слов, а были простые призывы помочь раненым кто чем может. Когда кто-то в порыве верноподданнических чувств затянул "Боже царя храни", новый Император решительно оборвал пение, заявив, что лучшим гимном для него станет спасение всех, кого только возможно и пока не время для песнопений.

Это событие так же дало почву для новых пересудов и обсуждений, так что в процессе спасательной операции добровольцам и солдатам, бывшим во дворце на момент взрыва, было о чем поговорить, даже если эти разговоры и имели вид обмена одной-двумя репликами с проходящими мимо или стоящими в общей очереди с носилками. К тому же все видели, как Император продолжает носить раненых вместе со всеми и точно так же как и они стоит в очереди держа в руках носилки с очередным раненным.

Все попытки снятия шапок перед Августейшей Особой или другие проявления почитания жестко пресекались самим Императорам, поэтому нередко можно было увидеть, как кто-то украдкой крестит спину прошедшего мимо царя и что-то шепчет ему вслед.

Конечно, помимо самого Императора были и другие темы для обсуждения. И, конечно же, они не могли обойти стороной тему того, кто тот изверг, который заложил бомбу и кто за ним стоит. Гуляли по толпе самые фантастические сказания и предположения, а вожди заговора назывались самые разные, перечислялись имена генералов, Великих Князей, упоминалась бывшая Императрица Александра Федоровна и прочие заинтересованные в мятеже лица. И, конечно, говорилось о том, что это все проделки германского Генерального Штаба, масонов, социалистов, анархистов, бомбистов и, что особенно интересно, гуляла и довольно абсурдная версия, что это проделки союзников. И хотя версия в стиле "англичанка гадит" и не была основной, но сам факт ее циркулирования наводил на определенные мысли.