Михаил Булыух - Крестопереносец

— А и не фалко. Хреновый был мир. Вфе флые. И нафтоящих душ — раз два да обчелфя. Заготовка мира, пофти не нафтояфий. Таких — девятнадцать из двадцати. Вот, например, Гряфь эта. Тоже не нафтояфий Мир. Он вообфе держитфя волей трех-четырех ифтинных дуф. Ну раньфе так было. Фейчас чуть больфе.

— А откуда знаеф? Тьфу, прости, Господи… Знаешь?

— Чую… — Токик пожал плечами. — У меня эта чуйка офень хорофо уже прокачана.

— А здесь? — спросил батюшка. — В этом мире? В Жизни. Настоящих душ много? Истинных, как ты говоришь.

— А мы фейчас не в Жизни. Мы в межмирье. И, ефли вы не догадалифь, туннель этот не только два мира фоединяет. Выходов — тьма. Вот, например, то мефто, где мы «Груфтных админов» вфтретили. Оно вообфе мне нефнакомо. Но опыта гофподин начальник там не получил. А фтало быть — мир иной. И раз новая линейка не открылафь — не цифровой. Или то мефто, где были двери ф окошками. Ну, откуда вы эти жефткие зелененькие бумафжечки натащили — тоже. Это фкорее всего какой-то техногенный мир. Я такие не люблю.

— Хм… — рыцарь, ошарашенный очередным свалившимся на него массивом информации о матчасти Мироздания, потер лоб. Под костью места для усвоения новой уже практически не оставалось. Подумал пару секунд и выдал резюме. — С помощью Господа, во имя Пресвятой Девы и во славу прекраснейшей Данунашки, я очищу от зла все эти миры!

Батюшка хмыкнул, а Крот посмотрел на рыцаря, взявшего на себя повышенные обязательства, как на полного идиота.

— Ну… Не сразу. — Константин дернул себя за ус. — По очереди.

…

По светлому, вовсе не буреломному лесу идет милая девушка лет семнадцати-восемнадцати. Видно, что путь привычен, несмотря на отсутствие тропинки, передвигается она споро. Заросли да поваленные деревья обходит, мелкие ямки перепрыгивает, меж стволов не плутает.

Точеная фигурка подчеркивается расшитым сарафаном, который, по идее, эту фигурку должен скрывать. Личико свежо, улыбчиво, девушка любит весь мир, а мир добр к ней. В руках корзинка, вкусно пахнущая свежей выпечкой. Несет гостинцы. Может бабушке, может еще кому.

Девушка — дочь трактирщика-целовальника, значительной в этих местах фигуры. Батюшка ее не один трактир держит, а целых два. Так что и приданое обеспечено, и жизнь прекрасна, и Ольг обязательно на ней женится. Ольг… Он такой… Такой!!! Самый лучший, вот! Да и имена… Ольг и Ольга. Ольга да Ольг. Ага, будто сплетены, связаны, слиты воедино уже заранее. Вот, умела бы она колдовать… Ну, хоть чуточку… Наколдовала бы так, чтобы свадьба уже завтра была. Тут не много и надо. Отец условие поставил — будет у Ольга дом, хозяйство, минимум три холопа — отдаст за него Ольгу. «Будто в хозяйстве счастье», — вздохнула Ольга.

Знакомая полянка, на полянке пенек. А на пеньке — монашка-странница. Сидит, не шелохнется… Спиной к девушке.

— Доброго дня тебе, мать.

— Доброго и тебе, дочь моя. Ты одна?

— Одна, мать. Вот, покушать несу жениху. Но пирогов да блинов много, отведай, не побрезгуй.

— Добрая девочка… Хорошая… Как тебя зовут, дитя?

Ольга в это время подошла к пеньку, глянула в лицо страннице и обомлела.

Едва ли старше девушки, но… Глубокий капюшон скрывает большую часть лица. Однако, все равно видно — глаза монашки скрыты под плотной черной повязкой. Слепенькая. Господи, ну почему так? Ведь как жалко ее. Хоть плачь.

— Ольга, — ответила дочь трактирщика и в самом деле всхлипнула. Настолько ей стало жаль несчастную.

— О-о-о-ольга-а-а-а… — протянула монашка. — Жаль ты одна, Ольга… Не успеваю. Ну да ладно. Сделаю, сколько смогу.

— Чего не успеваешь, матушка?

— Ты не поймешь пока. Потом поймешь. Да поздно будет…

— Я уже сейчас ничего не понимаю, — пролепетала девушка.

— И не нужно. Главное — я понимаю. Вижу, мечта у тебя есть заветная. Замуж выйти.

— Да! За Олега!

— Хм… Как бы это желание обернуть…

— Да ты не переживай, мать. Возьмёт он меня. Вот увеличится его хозяйство вдвое, и возьмет!

— А сейчас его хозяйство тебя чем-то не устраивает? Маловато? Таково твое желание? Огромное хозяйство суженого? — и монашка звонко рассмеялась понятной только ей шутке.

— Нет. Хозяйство само вырастет, он очень упорный, мой Олег. Он все время над ним работает. Да и я чем могу — помогаю. А когда помогаю — оно вообще прямо на глазах растет. Хозяйство его все время увеличивается, каждый день, пусть и по чуточке. Каждый день, все больше и больше!!!

— Так чего же ты желаешь, дитя? Никак понять не могу… Очень уж ты… Проста. Открыта. Мысли даже не вода — сквозняк, от уха до уха. Будто есть ты, а будто и нет тебя.

— Мать… — девушка попыталась понять странное высказывание чернавки, не смогла и привычно переключилась на другое. — Отведай пирожка. Вот, с луком да яйцами. Вот с грибами. Вот с капусткою…

— Позже, дочь моя, позже… Да и откушала я недавно. Ты скажи, чего ты хочешь? Больше всего на свете. Я бы сама тебе это дала, без слов… Но… Странная ты какая-то… Уже почти полсотни девушек одарила, а такую первый раз встречаю. А из всех них только одна была… Хм… Впрочем, неважно. ЧЕГО. ТЫ. ХОЧЕШЬ.

— Я… — Ольга задумалась. Вспомнила свои мысли, которые думала до встречи с монашкой и выпалила. — Хочу колдуньей стать!

— О-о-о-о… — странница рассмеялась. Но уже не звонко, а как-то зловеще. — Проще простого. С этого момента — ты колдунья. Сложи пальцы так. Скажи — Херус Патронус, пожертвуй крупицу красоты, и все по-твоему исполнится.

— Вот так вот, просто? Я уже колдовать могу, да?

— Нет еще… Сначала… Я посмотрю тебе в глаза.

Громкий девичий крик поднял в небо всех окрестных птиц. В этом спокойном лесу подобное не было нормой. И птицы кружились довольно долго.

Девушка пришла в себя.

Почудилось? Или было?

Вот бы почудилось. Такое страшное — жуть. Пауки заместо глаз, да какие противные… Фу-у-у…

Но монашки нет. Будто и не было никогда. Ой, нужно скорее забыть, развидеть, раздумать этот ужас.

Недалеко валяется корзинка с пирожками. Вернее, уже без них. Пирожки все на землю высыпались и перепачкались… Неужто Ольг голодным останется? А может попробовать?

Она сложила пальцы как монашка велела.

— Херус Патронус…

Пирожки поднялись, встряхнулись по собачьи и четко, строем по одному, полезли в корзинку.

Ольга счастливо засмеялась. Получилось! У нее получилось!!! Ух! Вот теперь они с Ольгом заживут! Это надо же!

Спасибо, спасибо, спасибо добрая монашка! А пауки… Что, пауки… Привиделись пауки. Чего только от переутомления не померещится…

Она подобрала корзинку, заглянула внутрь. Пирожки чистые, румяные… Жаль уже холодные…

— Херус Патронус!

Ой! Горячие! Будто со сковороды!

И она, довольная собой, побежала к жениху.

Конечно, она не могла знать… Не видела себя со стороны. Еще недавно свежая кожа слегка посерела, под глазами залегли темные круги, а над верней губой начали пробиваться усы.