Андрей Смирнов - Бог Непокорных

Наконец, наступил тот самый день — или, вернее, та самая ночь, поскольку визит демонов был назначен на час, когда Солнце освещает иные миры Сальбравы, покидая землю и ближайшие к ней небеса. Визит предварило новое появление темно-лиловой птицы: она возвестила о скором прибытии гостей, как только опустилась на руку Кадана; начальник стражи подтвердил, что посланников Вагадры ожидают, и к их прибытию все готово. Спустя два часа начали появляться первые гости.

Они приходили мистическим путем, созданным магией Хазвейжа, короля Вагадры: сначала — едва различимые тени, движущиеся в воздухе, затем — зловещие темные фигуры, вступавшие на Запретный Утес так, будто бы собирались начать вторжение; им, порождениям извечной тьмы, все здесь, в мире света, было враждебно и чуждо. Пусть Солнца и не было на небе, но сама ночь здесь, в райских кущах, была подобна ранним сумеркам: от дня ее отличала лишь большая тишина и спокойствие, и изменение освещения в сторону более мягкого, рассеянного в воздухе света. Обитателям Ада эта ночь была совершенно непривычна и чужда; днем, впрочем, на острове Аннемо им было бы еще хуже. Данное правило работало и в обратную сторону: для обитателей небес пребывание в мирах, привычных и естественных для демонов, было мучительным само по себе — даже в случаях, когда хозяева этих миров гарантировали им полную безопасность. Живой пример последнего Кадан увидел собственными глазами, когда, в числе первых прибывших, на остров вступила не темная, а белесая тень, обретшая спустя несколько мгновений облик худощавого молодого человека в серебристых доспехах; он был красив, но красоту портило ощущение исходившей от него болезненности — воспаленные глаза и слишком бледная, нездоровая кожа; казалось, что чрезвычайно длительное время он находился где-то взаперти, не ел и не пил, не дышал свежим воздухом; обильная седина, почти полностью покрывшая его некогда каштановые кудри, еще больше усиливала то впечатление общей истощенности, которое он производил. При виде юноши Кадан испытал мимолетную жалость — чувство, которого должен быть лишен настоящий тел-ан-алатрит, но в своем отступничестве от учения Школы Железного Листа Кадан зашел настолько далеко, что даже и такие чувства, бывало, посещали теперь его сердце. Рядом с Лланлкадуфаром шла Эгсодия, принцесса Вагадры, дочь темного короля Хазвейжа — смуглокожая, чувственная, облаченная в темно-лиловое платье, полотно которого поблескивало, словно змеиная чешуя. Раскосые завораживающие глаза с розовыми зрачками. Лланлкадуфар и Эгсодия казались различными во всем, трудно было представить себе менее подходящую пару, но любовь — странная сила, способная соединять несовместимое. Никто не верил, что их союз будет долгим, однако, он продолжался вот уже более тысячи лет — сколько именно, мало кто уже помнил; во всяком случае, Кадан, появившись в Аннемо впервые, начало этой романтической истории не застал; уже и тогда это была семейная тайна, о которой знали все, но никто не хотел говорить: запретная для обсуждения тема, слишком болезненная для старого Янхарта, потерявшего наследника и любимого сына. Позже Кадан узнал, что когда-то Лланлкадуфар и Эгсодия жили в Аннемо, но вынести свет небес демоница не смогла — день за днем Солнце медленно убивало ее. И тогда супружеская чета переехала в Вагадру, ко двору Хазвейжа, а после — в собственное герцогство Адисфот, расположенное на границе Нижних и Лунных миров. Во мраке Эгсодия ожила, но истощение стало грозить ее супругу — впрочем, поначалу казалось, что Лланлкадуфар настолько силен, что сможет жить и в Аду, развеивая тамошний мрак собственным светом. Но, какова бы ни была его сила, ей имелся предел; и хотя чары Хазвейжа оберегали покои зятя — даже и такой защиты оказалось недостаточно.

Лланлкадуфар слабел. Чтобы не умереть, ему приходилось возвращаться в Аннемо и восстанавливать силы; поговаривали, что именно эти визиты состарили Янхарта раньше времени и в конце концов побудили его отойти от дел, передав управление островом дочери и ее мужу.

Янхарт — младший бог, остров и его обитатели — порождение его силы, но более всего сил он вложил в двух своих детей; и старший из них ничего не отдавал взамен, напротив, он тратил то, что ему давалось, и брал снова. Это казалось несправедливым, возмутительным, недостойным — но было так, как было, и Кадан не считал себя вправе как-либо вмешиваться в эту ситуацию и указывать членам правящей семьи Аннемо, как им поступать — однако, и любить принца он не был обязан. Вот поэтому жалость, посетившая его сердце, оказалась столь мимолетна: достаточно было вспомнить о том, что цену за эту «любовь» пришлось платить не только Лланлкадуфару, но старому королю, которому Кадан некогда присягнул на верность.

Эйрин нежно обняла брата, Трангелабун — некогда входивший в свиту принца, а теперь, благодаря браку, занявший на троне его место — отвесил галантный поклон Эгсодии, а затем также заключил добровольного изгнанника в объятья. Эйрин обменялась с Эгсодией двумя легкими поцелуями, после чего обе пары, оживленно общаясь, направились в сторону замка, в сопровождении части дворян Аннемо и демонической свиты герцога и герцогини Адисфота.

Кадан остался на Утесе — следить за прибывающими гостями и убедиться, что после появления последнего гостя, путь в Преисподнюю будет закрыт.

Следующей важной персоной, в сопровождении собственной демонической свиты, был Тоншорон, герцог Айфли — рогатый, покрытый шипами и костяными наростами, с кожистыми крыльями за спиной, с копытами вместо ног и горящими алым огнем глазами. По своему происхождению он принадлежал к роду керубов, демонов довольно высокого ранга, и потому в верхних слоях Преисподней без труда смог занять влиятельную должность, а затем и получить собственные владения, сделавшись вассалом короля Вагадры.

За ним последовал Атсварх, придворный советник Хазвейжа — неестественно худой, длиннорукий, с лицом, в котором сочетались человеческие и змеиные черты. Четвертым по счету прибыл Монфо, сын герцога Даншилы — бледный, с прозрачной кожей, под которой медленно двигались черви. Верхняя часть его головы походила на человеческую, но вместо рта была пасть, заканчивавшаяся в районе ушей, полная тонких и острых зубов, а его язык, похожий на щупальце, мог вылезать изо рта на длину руки и жалить врага, будучи снабжен на самом своем кончике тремя ядовитыми зубами.

Каждого из прибывших приветствовали, а затем сопровождали в замок придворные Аннемо; к тому моменту, когда на Утес вступили последние демоны, придворных почти не осталось, также значительная часть хагезу отбыла в замок — и потому Кадан насторожился при появлении гостя, имени которого в списке не значилось. Последнюю волну возглавлял Рафх, член Высшего Совета Башни-Иглы. У Рафха имелась своя небольшая свита, однако демон, на которого Кадан обратил внимания, явно к ней не принадлежал — он держался наравне с Рафхом и общался с ним по меньшей мере как равный, да и аура излучаемой им силы намного превосходила силу демонов-фаворитов. Кадан немедленно подошел к ним — как будто бы для приветствия, но стал так, чтобы перекрыть новоприбывшим дорогу в замок. Встретившая Рафха светлая стихиаль Джиорбин бросила на Кадана удивленный взгляд, однако, поскольку его статус на острове даже в обычное время был никак не ниже ее собственного — а сейчас, в связи с визитом делегации из Нижних Миров, еще более вырос за счет временных дополнительных полномочий, полученных от королевской четы — возражать внезапному вмешательству Кадана не стала, и даже немного отодвинулась в сторону, как бы молчаливо предоставляя бессмертному право говорить и делать все, что он сочтет нужным.