Ирина Лем - Ошибка Синей Бороды

Кто-то образно выразился: духи – это ажурный мостик мечты. Действительно, удачно найденный аромат заставляет мечту работать, разыгрывает воображение. Последние полгода Жаннет нравились духи «Дастархан» - типично арабские, тяжеловатые, но не приторные. Насыщенные иносказанием «Тысячи и одной сказки», несущие в себе загадочность душно-жаркой, тропической ночи, они налиты в соответствующий флакон: темно-синий со звездами, в форме восточной башни.

Этот запах действовал на Жаннет волшебным образом. Настраивал романтически. Мечтательным наваждением переносил в далекое прошлое, в другую страну, в другие отношения между мужчиной и женщиной - доэмансипированные. Предлагал погрузиться в волнующие до дрожи тайны гарема, представить себя одной из юных, застенчивых невольниц. Которые, едва прикрывшись прозрачными шарфами, выстроились перед визирем для выбора на ночь.

С ее стройной фигуркой да в сексуальном купальнике Жаннет выглядела бы не хуже других. Если не самой лучшей. Да, надушившись «Дастарханом», она легко покорит сердце султана. Ее будут регулярно - каждую ночь приглашать к нему в постель, а когда не пригласят, все равно не останется без мужского внимания. Душа кокетливо встрепенется, замерев от жгучих глаз молодых, но испорченных евнухов, научившихся альтернативным методам любви...

О нравах на женской половине дворца Жаннет судила по фильмам из старинной жизни. Которые так любит снимать Голливуд - за зрелищность интерьера, богатство одежд и экзотический антураж картинки. Именно в гаремах решались демографические и политические проблемы страны. Бурлила светская жизнь: плелись интриги, создавались коалиции, сочинялись сплетни. Неторопливость и лень – лишь видимость, за ней - кипящие страсти.

Которые будили фантазию на разные темы: о запрещенных желаниях, неисполнимых надеждах, междоусобной зависти и конкурентной борьбе вплоть до летального исхода.

Впрочем, нет, борьба до смерти Жаннет не устривала. Лучше владеть сердцем господина единолично и без вмешательства погрязшего в дрязгах гарема. Тогда она представляла себя молодой наложницей, с волнением ождающей султана, захватившего ее в качестве трофея на полях войны. Она, эротично полуголая, закутанная в разноцветные шелка, возлежит на подушках в его походном шатре, замирая от ощущения неизвестности и отчетливо витающего в воздухе соблазна...

То, что Жаннет ощутила сейчас, ничего общего с соблазном не имело. Поначалу запах от мужчины показался тяжелым, но сносным. После же длительного вдыхания он превратился в приторно-сладко-блевотный дух. Завоняло каким-то незнакомым видом парфюма: когда нечто давно-протухшее заливают чем-то крепко-одеколонным. Жаннет показалось – с индонезийским душком. Почему таким географически ей неблизким - неизвестно, может память предков. Далеких, неизвестных и вообще чужих.

Подняла голову посмотреть - к кому попала в пахучий плен.

Каддафи! В том же наряде, который теперь разглядела в подробностях. С белым верхом и золотой кокардой фуражка, наверняка – генеральская, диктаторы иных не носят. В золотой оправе противосолнечные очки, хотя в замке давно и, кажется – навсегда, наступила полночь. Коричневого цвета тога, перевитая вокруг тела, концом заброшенная за левое плечо - в точности как у статуи римского императора Нерона.

Странный гардероб для наиболее современного - по годам жизни - гостя барона де Лаваля. Хочет показать, что поклонник древнеримских диктаторов? Или это его личная модельная марка «от кутюр а-ля Каддафи»? Оригинальничает гражданин «узурпатор власти в единоличное пользование». Ну, логически имеет право – как начальник государства.

Жаннет хотела оттолкнуться и бежать дальше. Не получилось. Каддафи не зря носил военную фуражку – имел прилагающиеся к ней захватнические замашки: однажды схватив добычу, больше не отпускал. Ни слова не говоря, он крепче прижал ее к груди и шагнул назад - спиной в стену. Вместе с девушкой. Она было забылась, где находится, зажмурилась, ожидая, что треснется лбом о камень.

Повезло – пронесло. Прохождение через стену произошло без повреждений.

19.

- Открывай глазки, приехали, - услышала девушка грубый голос Каддафи и ощутила свободу от объятий.

Открыла глаза, оглянулась. В очередной раз удивилась. Они с Каддафи очутились в походном шатре, именно таком, о котором Жаннет частенько втайне мечтала, вдыхая «Дастархан». Шатер у основания был круглый, просторный, цвета сахарного - с ударением на вторую «а» - песка, то есть из пустыни Сахары. Острая верхушка его уходила далеко ввысь, упираясь в верхние этажи крепости.

Вдохнула Жаннет воздух романтики и... разочаровалась. Пахло не соблазнительными восточными ароматами, а приземленно и неизысканно - верблюдом. Самым настоящим. Давно не принимавшим душ – по причине недостатка воды в пустыне.

Он и присутствовал здесь собственной персоной. Гордо воздев голову, с любопытством поглядел на прибывших из стены. Наверное, даже он, много странностей повидавший на своем верблюжьем веку, не ожидал подобного трюка. Удивления, однако, не выразил, не высказался, вроде: «ого! оригинально вы передвигаетесь, мне бы так» или «привет! как дела? выпить хотите?». Даже не плюнул в их сторону.

Лишь презрительно покосился одним глазом на Жаннет, мол «что делает женщина вне гарема?», и недовольно фыркнул. Потом развернулся на четырех копытах и с достоинством наследника дубайских миллиардов отправился неспешным шагом к водяному корыту. Запастись влагой – на случай предстоящего перехода пустыни.

Потому что никогда не знаешь у этих двуногих, когда им приспичит отправиться в дальний путь. Непредсказуемые, нелогичные они, на всякие чудачества способны. Их внезапное появление в шатре тому доказательство. Имеется подозрение - люди умом небогаты. Подозрение усиливается, когда они пытаются разговаривать с верблюдами.

Нет, чтобы нормально, по-человечески что-нибудь вразумительное сказать, доходчиво мысль оформить. Мол, давай, дорогой, вставай, поедем сейчас Сахару пересекать по периметру. Протри заранее языком глаза, ведь придется ночное небо без телескопа наблюдать, чтобы по звездам дорогу искать. На тебя вся надежда, корабль ты наш в пустыне.

Или: поешь-попей, милейший, перед дорогой, два месяца в пути будем, неизвестно, когда в следующий раз родник найдем или колючку. Запаси горбы жиром, в котором влага надолго сохранится, в дороге пригодится напиться...

А люди - те, которые считают себя специалистами по обращению с верблюдами, коротко – погонщики, одними шипящими начинают выражаться: «ш-ш-ш», «кс-кс-кс». Или вообще неизвестно для чего цокают языком.

Понимай как хочешь. Ну, чисто обезьяны необразованные, макаки толстозадые по-нашему, по-бедуински. Так думал верблюд, демонстративно повернувшись к новоприбывшим мохнатым, хвостатым задом.