Дмитрий Гельфер - Серые будни богов

— Ну, так… Стоянку размечают. Вчера на тракте баронские разъезды видели. Они всегда тракт проверяют накануне сезона караванов. Со дня на день и сами купцы объявятся.

Из тех немногих историй, что пересказывались у очага зимними вечерами и не касались самой деревни, добрая половина была про караваны из Зульгарата. Их ждали каждую весну, а потому для Молчуна этот сезон будет первым. Или не первым? Внезапная мысль, что люди из другой страны могут добавить хоть малую толику воспоминаний о прошлой жизни, разбередила душу.

— Значит, говоришь со дня на день? Скорее бы…

Заняв стратегический пост на плоской верхушке одного из валунов, Молчун с Прутиком наблюдали за подготовкой к встрече караванов. Шершавая поверхность, покрытая желтыми пятнами сухого мха, еще толком не успела прогреться, но сидеть на ней все равно было лучше, чем на голой земле.

Гуси, предоставленные сами себе, с азартом выискивали первые, едва-едва проклюнувшиеся ростки зелени.

— Я давно хотел тебя спросить, — Прутик теребил одноименное орудие вразумления непослушных гусей. — Почему тебя до сих пор называют Молчуном? Ты же давно не молчишь.

— Ну, какое дали имя, так и зовут. Что в этом странного?

— Так ведь если имя не подходит человеку, его надо менять, — Выдал Прутик с таким видом, что, мол, такие истины даже дети знают.

— Правда? Не знал.

Молчун примерил очередной «кирпичик» в здание своих воспоминаний и не нашел ему места. Похоже, он и до потери памяти не знал этого.

— И что теперь? Я, если честно, привык.

— Если в деревне сидеть, то можно и так, как привык. А представь, ты поедешь куда-нибудь и там скажешь, что тебя Молчуном зовут, — Прутик ехидно улыбнулся, предрекая самый нехороший итог такой попытки. — Засмеют и сразу другое придумают. Врун, например.

Молчун за все время своего пребывания в деревне ни разу не сталкивался с традицией менять имена. Вереск как был Вереском, так им и оставался. Сметана — Сметаной, Багор — Багром. Перебрав в памяти еще несколько десятков имен соседей, он пришел к неожиданному выводу: имя каждого из них отражало особенность внешности, яркую черту характера или род деятельности, в котором владелец имени преуспел. В любом случае, имя подходило как нельзя кстати и двух одинаковых на всю деревню не сыскать.

— Ну, хорошо, допустим мне нужно новое имя, — Сдался Молчун. — Я что, сам его должен придумать?

— Нет, так не пойдет. Оно ж не приживется тогда. Хочешь, я придумаю? — Прутик весь подобрался в предчувствии очередной шалости, но увидев скепсис на лице Молчуна, поспешил уточнить.

— Не, ты не думай: я, правда, хорошее придумаю.

— Например?

— М-м-м… — Паренек стал сосредоточенно морщить лоб и кусать в напряжении губы. — Как тебе «Странник»?

— Какой из меня Странник? — Фыркнул Молчун.

— Хорошо. Тогда Учитель? Грамотей? — Не сдавался Прутик. — Или… О! Болтун.

— Ну, спасибо. Был Молчун, стал Болтун. Предел мечтаний просто.

— А что? Ты же и по-нашему и на чистом вальнарском болтаешь. Все сходиться.

— Уж лучше Врун.

— Как знаешь, — Дернул щекой Прутик и отвернулся.

Мальчишка! Молчун улыбался, глядя на умильно серьезное лицо Прутика. Посидит, насупившись и забудет. Так уже много раз бывало за время их знакомства. Но на этот раз Молчун решил ускорить процесс и вернуть в разговор веселую струю.

— Скажи, а тебя сразу назвали Прутиком?

— Раньше я был просто Младший. — Парнишка все еще сохранял обиженное выражение лица, но долго дуться, похоже, и вправду не умел.

— Но ведь Младший — это твой брат, — Молчун изобразил искреннее изумление. — Он отобрал твое имя?

— Когда я был Младшим, брат еще не родился.

— Я думаю тебе самому пора придумывать новое имя. А то… — Молчун подпустил в голос зловещие нотки и наклонился к самому уху мальчишки. — Младший скоро отберет твоих гусей. Твой прут. И твое имя!

С этими словами Молчун резко выхватил тонкую лозину, которой мальчишка охаживал непослушных гусей.

— Отдай! — Прутик попытался вернуть свой рабочий инструмент, и завязалась веселая потасовка.

Гуси на мгновение отвлеклись на шум, но тут-же вернулись к своему важному занятию. Запыхавшийся, но довольный, Прутик восстановил статус-кво.

— На самом деле я уже думал об этом, — Он мечтательно запрокинул голову. — Я хотел бы красивое, звучное имя.

— А давай я придумаю! — Молчун собирался мстить мальчишке за «Болтуна» его же оружием. — Как насчет Оболтус?

— П-ф-ф… Глупости, — Прутик отмахнулся от предложения, но на всякий случай уточнил. — Ты же пошутил, да?

— Ну, конечно, пошутил, — Молчун взъерошил Прутику волосы.

Они еще долго так грелись на солнце, но идиллию нарушил знакомый женский голос:

— Ах, вот ты где, сорванец!

Оба резко обернулись. Сметана, мать Прутика, стояла, уперев руки в боки, и ее внешний вид ничего хорошего для сына не предвещал.

— Ма, я ж не прятался. Я гусей пасу. Видишь? — Пацан бросил взгляд полный надежды на поддержку в сторону старшего товарища. — Молчун подтвердит: я все время тут был.

— Да? А кто тогда навоз подбросил Ухватке в сундук?

От масштабов содеянной пакости Молчун аж присвистнул. Да Ухватка младшего брата просто заживо съест. Там же все ее приданное: скатерти, сорочки, белье постельное. Девку замуж вот-вот позовут и уж она над тем сундуком так трясется, что богам тошно, не то, что домочадцам. И как только ухитрился?

— Ну, ты храбрец, — Прошептал Молчун дивясь отчаянности пацана. — За твою шкуру теперь и гнутой монеты просить — много.

Прутик дернулся как от удара хлыстом. Молчун напрягся. Да что я не так сказал то? В глазах пацана легко читалось восхищение и искреннее обожание.

— Точно! — Выдохнул он. — «Храбрец» — это же то, что надо.

Прутик сорвался с места и побежал в сторону деревни, периодически подпрыгивая и сотрясая воздух радостными криками.

— О чем это он? — Сметана строгим взглядом смерила Молчуна.

— М-м-м… — Замялся тот. — Боюсь, что на Прутика он теперь откликаться не будет.

Мариса открыла глаза и огляделась в поисках «оболтуса». К тому, что в синтетическом мире вряд ли будет то же время суток, она в целом была готова. А вот оказаться на крошечной полянке в глухом лесу… В почти непроглядной тьме. Уверенности в том, что идея подключаться впопыхах — плохая, только прибавилось.

Темные стволы казалось, тянут к ней свои кривые ветви. Память резко выплеснула на поверхность все затаенные детские страхи, а в подсознании поселилось ощущение, что кто-то наблюдает за ней из темноты. Где этот несносный рыжий детина? Не дай бог отправился на поиски самостоятельно. Наворотит же делов…

— Вася! Ты где?

С ветвей соседнего дерева вспорхнула испуганная птица. Фу, треклятая, напугала! Сердце стало, наверно, стучать так громко, что и кричать не обязательно. И так вся округа в курсе, что она стоит вот здесь, прямо на поляне. Даже осознавая, что мир не настоящий и что-что, а опасность ей не грозит, Мариса все равно чувствовала себя неуютно.