Василий Криптонов - Потерявшие судьбу

— Разве чай не должен быть коричневым? — поинтересовался Левмир.

— Это зеленый чай, — сказала Айри, протягивая чашку. — Он лучше утоляет жажду, придает сил.

Левмир с сомнением посмотрел на бежевую густую смесь, которая почему-то именовалась «зеленым чаем». Айри уже глотнула из своей чашки, лицо ее осветилось улыбкой. Левмир никак не мог понять, что управляет настроением этой девчонки. Одни фразы едва не доводят ее до слез, а глоток «зеленого» чая, кажется, осчастливил до глубины души.

Левмир отхлебнул из чашки и чуть не выплюнул все. Вкус даже не сравнить ни с чем: мягкий, острый, сладкий, и все это не сразу, а какими-то волнами.

— А почему тебя так напугала сурия? — спросила Айри, взяв с блюда пересыпанную сахаром лепешку.

Левмир немного свыкся с необычным вкусом, но посматривал с опаской на сладости. Вопрос Айри заставил его содрогнуться.

— Сурия не меня напугала.

Айри смотрела ему в глаза, ожидая продолжения, но Левмир молчал. Ненавидел себя за это угрюмое молчание, понимал, что глупо обвинять Айри в произошедшем. Но рана в душе становилась все страшнее, и он не мог сохранить всю боль внутри. Пока еще не находилось слов, чтобы самому себе объяснить ужас, охвативший бессмертную его часть в сурии.

Айри поставила чашку на стол. Кровь отхлынула от лица, ладонь прикрыла губы.

— Прости, — прошептала княжна. — Я даже не задумалась о проповеди.

— Ничего. — Левмир отвел взгляд, глотнул еще чаю.

— Забыла, совсем забыла, — бормотала Айри, как безумная. — У тебя ведь Солнце в глазах, ты… Человек!

Левмир улыбнулся.

— Спасибо, что так назвала. Буду хоть в это верить.

Но его слова показались Айри уступкой. Больно уж снисходительный тон. Где-то в глубине души зрела обида, но Айри душила ее, что есть сил. Нет, она не заденет его ни словом, ни взглядом. Стиснет зубы и перетерпит. Ведь, в конце концов, сама виновата.

Утешившись этой мыслью, Айри принялась наблюдать, как Левмир поглощает засахаренные орешки. Слово «вампир» к нему сейчас ну никак не пристало. Мальчишка, да и только. Хоть и выглядит лет на семнадцать, а конфеты лопает, будто ребенок. Айри улыбнулась и вспомнила рассказ Левмира об Алой Реке. Три года из жизни пропали… Страшно, наверное. Хотя, вампиры бессмертны.

— Как это — быть вампиром? — спросила Айри.

Так получилось, что одновременно с ней задал вопрос Левмир:

— А что значит «потерять судьбу»?

Замерли, замолчали. Одновременно попытались рассмеяться, но посерьезнели, поняв, что нужно отвечать.

— Ты первый!

— Ты первая!

Два голоса слились в один. Теперь не сдержали улыбок. А когда одновременно подняли сжатые кулаки, рассмеялись.

— Камень, ножницы, бумага? — спросил Левмир.

— Колодец, — поправила Айри, и Левмир заметил, что она сжимает кулак неплотно, оставляя отверстие. В Сатвире такой жест считался оскорбительным, но Левмир не придал этому значения.

— Ножницы тонут в колодце, — пояснила княжна. — Бумага закрывает колодец. Ну? Раз, два, три!

Ножницы Левмира утонули в колодце. Но рассказывать он не торопился. Взгляд скользнул куда-то в сторону, глаза широко раскрылись.

— Это что, курица?

Айри повернула голову и расхохоталась. К ним с важным видом приближалась синевато-серая птица, волоча за собой перья, похожие на шлейф платья. Подойдя к столу, птица посмотрела на Айри, на Левмира, и вдруг издала истошный вопль. Одновременно перья взметнулись и распушились. Получился огромный веер с желтыми, синими узорами. Края веера загнулись вперед, будто стараясь схватить беззащитную парочку.

— Это павлин Рахат, — объяснила Айри. — Мы ему понравились.

Левмир совершенно по-детски захлопал в ладоши.

— Ты его видишь? — воскликнул он.

Айри удивилась вопросу, но, посмотрев на Левмира, поняла, что он говорит не с ней. Слишком отсутствующее выражение лица.

— Жаль, — вздохнул Левмир. — Но… — повернулся к Айри. — Здесь можно купить бумагу и карандаши?

— Рынок рядом, — кивнула Айри. — Давай только сперва все съедим, а то хозяин обидится.

Павлин вскоре удалился, напоследок еще раз громко крикнув. Айри не стала напоминать о своем вопросе. Глядя на улыбающегося Левмира, она хотела лишь, чтобы так продолжалось вечно.

Шли по гомонящему рынку, лавируя среди назойливых торговцев, которые умоляли купить хоть что-нибудь. Левмир надвинул капюшон на глаза и старался не поднимать головы. Искоса он все же поглядывал по сторонам и удивлялся: сколько же вокруг непривычного. Через каждые десять шагов попадался прилавок с разложенными на нем доспехами, саблями, луками и стрелами. Продавцы наперебой расхваливали товар, называя какие-то непонятные свойства стали и ковки.

Разнообразные наряды, мужские и женские, поражали обилием красок. Казалось, никто на Востоке не носит обычных серых и коричневых вещей. Никто, кроме княжны. Но теперь Левмир заметил, каким взглядом она провожает очередной попавшийся на глаза наряд, каких трудов стоит ей отмахнуться от перехватившего этот взгляд торговца.

— Сюда. — Айри остановилась у двери неприметной лавчонки, затесавшейся между двумя цветочными павильонами. Да, здесь продавали цветы! Левмир не стал смеяться над этим открытием, справедливо рассудив, что если уж кувшин на голове в порядке вещей, то такая мелочь, как сохнущие и вянущие в кадках цветы никого не удивят.

В лавке приятно пахло бумагой. Левмир шагнул к дремлющему продавцу, но замер на полпути.

— Все нормально? — насторожилась княжна.

— Да. Просто… Я только что понял, что у меня нет денег.

В ответ на его смущенную улыбку Айри пожала плечами.

— Конечно, нет. Откуда они у тебя возьмутся? Я заплачу, ты ведь мой гость. Эй, хозяин! Дай пару альбомов, коробку карандашей, тушь и перья.

Пока пожилой мужчина, кряхтя, доставал с полок товары, Айри высыпала на прилавок немного мелочи.

— Только не говори князю, — сказала, повернувшись к Левмиру. — Если спросит, скажи, что тебе так подарили.

— Он не разрешает тебе тратить деньги? — Левмир вспомнил, как серьезно его отец относился к тратам.

— Разрешает, — сказала княжна. — Просто я не хочу. И не беру, никогда и нисколько. Он об этом знает. Эти деньги… Я их достала сама.

— Заработала?

— Можно и так сказать, — уклонилась Айри, вспоминая залитый кровью стол в борделе и кучки монет на нем. — Князь не должен знать, что у меня есть свои деньги.

Тревожный, непонятный сон отступил, оставив одно лишь слово: Айри. От этого слова глаза наполнялись слезами. Ирабиль зарылась лицом в жесткую, пахнущую затхлостью подушку. Откуда в душе эта непонятная горечь, которой вчера еще не было?

— Ты лучше воды попей, чем проливать ее попусту. — Голос Кастилоса.