Василий Криптонов - Потерявшие судьбу

— Мышей?

Кастилос махнул рукой.

— Ливирро с ними разобрался. Кажется, тебя раскрыли, но это мало что меняет. Ну, помимо расположения кроватей.

Ирабиль повесила голову.

— Я что-то лишнее сказала…

— Нет, не думаю. Дело в твоем лице. Ты с каждым днем все больше походишь на мать. Ее помнят все. Она была… не знаю… Наверное, каким-то божеством вампиров. Самая красивая женщина, которую только можно представить.

Ирабиль тщетно пыталась уловить в голосе Кастилоса мечтательные нотки, соответствующие моменту. Нет, тон его спокоен и даже холоден, как всегда.

— Жаль, от папы мне ничего не досталось, — вздохнула принцесса, опускаясь на подушку.

— Досталось. Его знаменитый взгляд. Когда ты не на шутку разозлишься, хочется убежать. Ну и его смелость, пожалуй.

Глядя в темное окно, И улыбнулась.

Айри не вышла к ужину, и за столом сидели только двое: князь и Левмир. Последний предпочел бы погрызть черствую корку хлеба у себя в комнате. Тишина и недомолвки витали в воздухе, соблазняя остановить сердце.

Торатис отложил палочки, Левмир встретил тяжелый взгляд князя.

— Ты можешь думать обо мне все, что угодно. По крайней мере, сейчас я пытаюсь быть честным. Решение уже принято. Мои воины не пойдут на запад.

Кусок рыбы в рисе замер на полпути ко рту. Левмир тоже отложил палочки.

— Значит ли это, что я должен выметаться как можно скорее?

Торатис несколько раз моргнул. Лицо приняло растерянное выражение. Левмир, ощущавший себя бесправным гостем в доме облеченного силой и властью человека, вдруг понял, что для князя все иначе. Это он, Левмир, — сила. И Торатис боится его прогневать.

— Нет, разумеется, я не откажусь от своих слов, — забормотал князь, гоняя палочкой по тарелке остатки еды. — Пользуйтесь моим гостеприимством еще два дня…

— А потом — выметаться. Так?

Когда князь поднял голову, в его глазах пылала почти неприкрытая ненависть.

— Если не ошибаюсь, на западе тебя ждет девушка, с которой ты решил связать свою жизнь. Смею ли задерживать?

— Девушка, — повторил Левмир. — Какая забота. Вы не подумали о ней, когда устроили утреннее побоище? Я мог погибнуть там. И решились бы все проблемы разом. Не пришлось бы бояться, что дочь, которая не называет вас отцом, решит связать судьбу со мной.

Князь толкнул тарелку, поднялся, и где-то во мраке, окружившем освещенный стол, послышались звуке трения металла о кожу. Незримые телохранители обнажали оружие. Левмир улыбнулся.

— Эмарис наплел тебе этой ерунды? Что он сказал?

— Ничего такого, чего бы я не увидел сам. Я пришел просить помощи, а вы пытаетесь меня убить. Я говорю о том, что скоро Восток захватят вампиры, а вы устраиваете побоище ради какой-то деревеньки. Я выполняю условия договора, а вы…

— Договор был — убить чемпионов, — перебил князь. — Они все живы, так что…

— Я вас понял. — Левмир встал из-за стола. — Благодарю за ужин. Эту ночь я проведу здесь, раз вы так любезны.

— А утром…

— Утром я уйду. Думаю пожить у Эмариса, пока не вернутся летучие мыши. Потом мы покинем эти земли. Молитесь за нас. Потому что, увидев вампиров в следующий раз, вы встанете перед ними на колени.

Закрыв глаза, Айри наслаждалась благоуханием горячей воды, ласкающей тело. Очень скоро сердце начнет биться быстро и тяжело, но пока ванна лишь расслабляла. Просторная купальня затянута паром, если вытянуть руку, пальцы почти не различимы. Но вытягивать руку не хочется — слишком приятно просто лежать вот так, без движения. Только сейчас Айри поняла, как вымоталась за день. Усталость, как и прочие слабости, которые княжна привыкла разгонять по углам, выползла наружу и захватила власть над телом.

Хотя солнце уже закатилось за горизонт, впереди два тяжелых разговора, и если одного она просто боится, то второй заставляет колени трястись. Лгать в глаза — это легко. Но если ко лжи примешивается частичка правды, в которую самой трудно поверить… Тогда приходится тяжко. Поэтому на вечер Айри запланировала еще два разговора, один из которых должен состояться прямо сейчас.

Хлопок двери. Айри, задержав дыхание, окунулась с головой. Вода стекает по лицу, мокрые волосы прилипли к плечам и спине. Не открывая глаз, девушка положила голову на обтянутый мягкой кожей край ванны. Легкие шаги затихли сзади.

— Говорила здесь с кем-нибудь? — спросила Айри.

— Только с одной служанкой, ее зовут Кирта, — отозвалась Рикеси. — Она милая и добрая, но очень любопытна. Стоило больших трудов сохранить тайну. Правда, в этом, наверное, нет больше смысла.

— Что это значит?

— Только что видела его преосвященство. Он уехал отсюда верхом.

Айри поморщилась. Один из тяжелых разговоров станет еще тяжелее.

— Не беспокойся. Обещаю, ты останешься здесь, и никто не попытается тебя убить.

— Вы уверены? — В голосе Рикеси слышится страх. — Я видела, здесь молельня с чашей…

— Мы не станем об этом говорить. Когда я принимаю ванну, хочу хоть несколько минут не думать об Алой Реке, битвах с разными выродками и прочем.

— Как скажете, госпожа Айри. — Судя по тому, как усилился голос на последнем слове, Рикеси поклонилась. — Но зачем здесь я? Хотите, чтобы я помогла вам…

— Никто. Никогда. Ко мне. Не прикоснется. — Расслабление закончилось, глухие удары сердца отдают в голову, дыхание становится тяжелым. — Дай полотенце и халат.

Услышав звук шагов рабыни, Айри поднялась. Гладкая, без единого изъяна кожа будто светится изнутри, но Айри не хотела смотреть на себя. «Мое тело — оружие», — сказала себе, отжимая волосы. Полотенце мягко легло на плечи. Осушив кожу и волосы, Айри отдала его, вытянула руки назад, позволила облачить себя в халат. Завязав поясок, Айри ступила на теплые плиты пола. Рикеси, склонив голову, отступила на шаг. Умытая, причесанная, в чепце и белом переднике — будто всегда прислуживала в княжеском доме.

— Мне нужен твой совет. — Айри прошла в угол купальни, стерла рукавом с зеркала тонкую пленку водяных капелек. — Ты ведь работала в борделе, так?

— Почти год, госпожа. — Рикеси встала за спиной, и Айри видела ее лицо, когда расчесывала спутавшиеся волосы.

— Не уборщицей, надеюсь?

— О, нет. Мне приходилось обслуживать богатых клиентов.

— Прекрасно. Что ты делала, чтобы эти клиенты смотрели только на тебя, думали только о тебе, выбирали только тебя?

Судя по выражению лица, Рикеси озадачилась.

— Зачем вам? — спросила. — Это не то искусство, которое приличествует…

— Я сама решаю, что мне приличествует. Отвечай на вопрос.

Рикеси замялась, взгляд заметался по купальне.

— Госпожа, в таком деле множество хитростей. Но вы должны понять, что у всех моих ухищрений была лишь одна цель. Если собираетесь применить хотя бы часть из них — рано или поздно придется разрешить к себе прикоснуться.