Ирина Котова - Королевская кровь. Книга 5

— Сама бы я никогда не скопила, конечно. Это подарок. Эльсен — хирург, с которым я работаю — оперировал мужика, попавшего в аварию. У него вместо ног было месиво, на что я привычная, а смотреть было страшно.

— У меня после аварии на ралли прошлой зимой тоже была отбивная вместо ноги. Мясо с осколками костей. Врачи и виталисты сотворили чудо. Очень долго хромал.

— Вот-вот. И тут не думала, что ноги можно спасти — удивительно, что он в живых-то остался. А Эльсен спас. Конечно, и виталисты работали, да и несколько повторных операций было. Пациент после выписки пришел к Сергею Витальевичу и сказал, что больше за руль не сядет. И что хочет подарить вторую машину, старую, ему. А Эльсен ответил, что всю жизнь не водил и сейчас не собирается. Посмотрел на меня — я карты заполняла — и говорит: «А вот отдайте Марине Станиславовне. Ей нужнее». Вот так. Я не смогла отказаться. На бензин почти всегда хватало, а времени мне это экономило очень много.

— Один раз не хватило.

— Да, — немного едко проговорила я. — Я только недавно перестала считать это несчастливой случайностью.

Он задумчиво улыбался, глядя на дорогу, и я протянула руку, погладила его по плечу.

— Сколько всего произошло, Люк. А меньше полугода, как мы встретились. Как меняет жизнь случай.

— Я бы все равно нашел тебя. Вас, — проговорил он с небрежной уверенностью, рассмешившей и разозлившей меня одновременно. — Но да, даже с моей удачливостью не могу не признать, что на случайность наша встреча не тянет. Ты знаешь, что мне дали задание найти вас через день после того, как ты остановилась рядом на парковке торгового центра?

В груди что-то сжалось, как всегда со мной бывало, когда речь заходила о вещах, неподвластных людям.

— А что ты там делал, кстати?

— Заскучал, решил посмотреть себе новый автомобиль, — он постучал пальцами по рулю. — И купил его, но мне собрали и доставили его из Блакории только к концу сентября. На нем я и поехал в Лесовину.

— Мой Птенец?

— Да.

— Вот черт, — несколько нервно заключила я.

— Вот и я так же думаю.

Окончательно стемнело, и небо рассыпалось острыми белыми звездами, налилось голубоватым лунным сиянием — полнолуние, месяц яркий, огромный. Мы въехали в какую-то долину — то тут, то там на склонах светились редкие огоньки домиков. Вскоре пошел снег, и я вовсе перестала понимать, куда мы движемся — а Люк спокойно рулил, поглядывая на меня — и обнимающая наш великий побег тишина, приправленная влажной дробью бьющего в стекла бурана, становилась все напряженнее и громче. Уже не хотелось ни курить, ни разговаривать — только поскорее приехать бы, и будь что будет.

Люк свернул — и как только увидел поворот в этой метели? — и через несколько минут оказался перед светящимся шлагбаумом. Нажал какую-то кнопку на брелке — и штанга поднялась вверх, а мы, проехав во все усиливающемся снегопаде еще сотню метров, оказались в ярко освещенном тоннеле под горой.

Еще несколько минут и еще поворот в отходящую от основного тоннеля дорогу — и машина остановилась.

— Почти приехали, — сказал Люк. — Теперь нужно выйти.

Здесь было светло и очень холодно — искусственная пещера глубоко под горой, — и я мгновенно замерзла, задрожала, несмотря на то, что надела куртку. Сразу вспомнились недавние приключения после другого тоннеля под другой горой, и стало совсем не по себе. Кембритч взял меня за руку и повел к стене, в которой находилось нечто, больше всего напоминающее двери лифта.

Это и был лифт. Зазвенел сигнал, открылись створки, мы вошли внутрь — здесь было чуть теплее, но пар все равно шел изо рта, — Люк нажал на кнопку, привлек меня к себе, и мы понеслись наверх, сквозь гору, вдоль проложенных вертикально светящихся полос.

Я сунула руки ему под куртку, греясь, прижалась щекой. Горячий, какой же горячий.

Стен у «лифта» не было — просто площадка, возносящаяся в словно выплавленной каменной трубе.

Над нами распахнулись створки — и мы, как пробка из бутылки, выскочили в узком помещении, облицованном зеркалами. Я посмотрела на наши отражения — два бледных, обнявших друг друга человека с горящими голодными глазами.

Здесь было теплее, и я прижалась сильнее — и как только за какие-то минуты ухитрилась промерзнуть насквозь?

— Сейчас согреешься, — голос Люка звучал тихо и глухо. Наконец-то звенькнула дверь «лифта», и мы вышли наружу.

— Вот это да, — я остановилась, огляделась. Огромная квадратная комната со сферическим сверкающим потолком и стеклянной стеной, за которой разворачивался во всю мощь снежный буран, рисуя на стекле узоры сухим снегом. Здесь царил мрак — только по углам горели светильники. Я прошла дальше — мимо огромной ванны в полу, почти бассейна, подсвеченной синим и зеленым, мимо широкой кровати, застеленной черным бельем. Повернулась — Люк наблюдал за мной, прислонившись к стене, и взгляд у него был тяжелым, пугающим.

— Где мы?

— В моей холостяцкой берлоге, Марина.

— Впечатляет, — сказала я тихо. — Идеальное место для одиночества.

— Поэтому и купил, — он подошел к ванне, присел, нажал на какие-то кнопки — и с ровным гулом полилась в нее толстая, размером с руку, струя горячей воды — аж пар шел от нее. — Раздевайся, согреешься. Я принесу халат. Потом накормлю тебя ужином, — он кивнул в сторону огороженной стойкой бара кухни, перед которой стоял роскошно накрытый стол — со свечами, двумя скатертями, полной выкладкой приборов. — Слуги постарались.

Я беспомощно переступила с ноги на ногу.

— А где они сейчас?

Люк остро взглянул на меня — и я как загипнотизированная медленно расстегнула куртку, бросила ее в кресло. Потянулась к тонкой блузке — и он отвернулся, дав мне еще немного времени подышать.

— Они нас не побеспокоят, — ответил Кембритч, открывая какую-то еще дверь и скрываясь в комнате. И уже оттуда донеслось: — Сейчас вокруг на километры нет ни одного человека. Только ты и я.

Я успела раздеться и забраться в ванну — боги, как же хорошо, когда тепло! — и лежала в темноте, в подсвеченной ванне, смотрела на бьющийся в стену снег и лениво шевелилась, чтобы не уснуть от блаженства. Люк все отсутствовал, а мне было страшно и захватывающе, и предвкушение заставляло прислушиваться, осаживать сотни мечущихся мыслей, сжимать руки на краях чаши, останавливая паническое желание выскочить, спуститься вниз и угнать еще одну машину.

Буран все усиливался — и я заморгала, присматриваясь. Показалось, что там, за стеной, в гуще снега, полыхнула белая вспышка. Только я решила, что разыгралось воображение, как дом завибрировал от оглушительного раската грома. А когда наступила тишина, я услышала шаги. Рядом со мной лег аккуратно сложенный халат, звякнул ножкой бокал с красным вином.