Ма. Лернер - Другая страна

– Такой минимальный, что мне его не видно. Никогда не надеялся стать начальником Генерального Штаба, руководителем разведки и премьер-министром. Всему есть пределы, тем более в наше время. До своего потолка – заместителя – я уже дорос, и без меня все равно мало что решается. Вот генерала в утешение дали. Поэтому и паршиво. Непонятно, что дальше будет. Новый начальник – новые условия, новые порядки. Уходить – глупо, оставаться – тупик.

– Ну, – протянул Ицхак, – какие-то у тебя не правильные настроения. Вспомни, что сам говорил: "Всем назло непременно буду генералом!". В нашей армии таких людей не так много. А вопля "Цви – Мелех Исраэль!" не дождешься. Для этого надо страну спасти, а вроде и не от кого. Хорошо, что мы все из себя такие мирные, а то давно от нас пришлось бы всех соседей спасать. Жаль только, что чем дальше, тем больше израильтяне желают жить лучше, а не строить свою страну на зависть миру. Уходит куда-то дух халуцим…

Тут он неожиданно сделал попытку спрятать опустевшую бутылку. Мне даже не надо оборачиваться, все ясно. Похоже, я действительно лишнего выпил. Не отследить появление собственной жены из-за лишних ста граммов! Так и вражеских агентов, прокравшихся с самыми гнусными намерениями, не замечу… За такие проколы я устраивал разнос своим подчиненным, после которого они еще долго вздрагивали при моем виде. Одно счастье – это дружественный товарищ, хотя санкции сейчас последуют.

Оборачиваюсь. Действительно, стоит в дверях. Руки в боки, вид рассерженный. Сейчас начнется расстрел.

– Это называется, ты следишь за детьми? – раздается грозный голос.

– Слежу! – трусливо отперся Ицхак. – Все в наличии, кроме Дова, который опять бегает неизвестно где. Все в полном и замечательном порядке.

– А с тобой, – (это в мою сторону), говорит Анна, – я после поговорю. Сейчас ты проводишь Ицхака домой, заодно и проветришься.

– Я вполне способен сам до дома дойти, – обиделся Соболь.

И тут же попытался спрятаться у меня за спиной от явно пролетевшего электрического заряда из глаз Анны.

А ведь он тоже лишнего принял, – дошло до меня. Ему-то уже под семьдесят, мне только все кажется, что он все такой же бодрый, а годы идут, здоровья не прибывает.

– Разрешите выполнять, командир? – спрашиваю наивежливейшим голосом, беря мертвой хваткой Ицхака за руку. Он покорно встал.

– Давай, – тоном ниже говорит она. – И не задерживайся…

– А вот, как насчет новой жизни, – говорит Ицхак уже за дверью, пытаясь прикурить очередную сигарету, – когда женишься?

– А это кому как, – отвечаю, прикрывая горящую спичку от ветра. – Одним поворот, другим нет. Если бы Анна меня гнала в какой-нибудь архитектурный или археологический, или пилила с утра до вечера, что мало денег приношу – тогда могла бы начаться новая жизнь. А так, встал я на рельсы и ту-ту, проезжая мимо подобрал будущую жену и поехали дальше вместе. Я ж ее не в Вашингтоне, который не город, а штат, обнаружил, а в собственном взводе.

– То есть могла быть и другая?

– Могла, не могла… Какая разница. Есть то, что есть. Не английская королева, но ничуть не хуже. Мне. Слушай, у тебя, что, нога болит? Как-то странно идешь.

– Э, Цви, – отмахиваясь, говорит он. – В моем возрасте, если встаешь с утра, и ничего не болит – значит, уже умер. Живи, пока живется, и радуйся. Когда тут, – он показал на бок, – или тут, – ткнул в живот, – начинает ныть старая дырка, всякие мелочи вроде головной боли и натертых ног сразу перестают волновать. Ты вот счастливчик, ничего всерьез не надо было штопать. Тебе еще долго не понять. Давно уже мне пенсионный возраст подошел. Пора начинать ходить по врачам. Пока я направлял, что делать, на такие мелочи, как возраст, окружающие внимания не обращали, а теперь на заводе меня уже и не особо спрашивают. Дорога ясна – расширяйся и старайся, чтобы конкуренты не догнали и в зад не вцепились. Уже нацелились за границей филиал открыть. Ты представляешь, кибуцники и имеют свой собственный завод, где одни наемные рабочие… Палку, что ли завести, – задумчиво сказал он. – Налить свинца в ручку, и по рукам этих энтузиастов, которых интересуют только деньги.

– Ой, только не надо изображать бедного несчастного. Имеешь толпу внуков и кучу денег. Думаешь, не знаю, что вы собираетесь акции выпускать?

Добрый вечер. И тебе тоже…

В разрастающемся парке, через который мы шли, все скамейки были заняты местной молодежью. Каждый две минуты нас приветствовали и здоровались. Как вечер, они все дружно сползаются сюда и сидят, чуть ли не до утра. Даже не пьют особо, разве что пиво. Рассказали бы мне в свое время, про здешние парки, ей-Богу, не поверил бы. Скамейки, мусорки и специальное место для мангала, чтобы мясо и шашлыки жарить. Еще и место для машины предусмотрено. Не видели они настоящих лесов.

– Внуки, говоришь? А нет ли у тебя корыстного интереса? – издевательским тоном спросил Ицхак.

– Да ладно тебе придуриваться, ты же знаешь, как я к тебе отношусь.

– Да, знаю, – серьезно ответил он. – Ты такой страшно приземленный тип, который в свое время нашел себе в моем лице одновременно учителя и такого, – он прищелкнул пальцами, – доброго папашу.

– Это ты-то добрый? – изумился я. – Скотина старая, вечно с подколками и намеками. Хотя про папашу – это ты удачно попал. Всегда хотелось иметь знаменитого и чтоб можно было ему пожаловаться, особенно в детстве. Наверное, это нормально, вот приходилось мне с детдомовскими говорить, так у них вообще заскок на этой почве. А, до меня только сейчас дошло. Это ж только с тобой я регулярно говорю по-русски. Вроде никогда ностальгия не мучила, но приятно.

– Значит, признаешь, – удовлетворенно сказал Ицхак. – Сам скотина изрядная, хотя еще и молодая, весь в меня. Весь отцовский набор, тобой перечисленный, имеется. Придется помянуть тебя в завещании. Приблизительно так: Мой сын просил упомянуть его в завещании. Исполняю свой долг – упоминаю…

А то, что ты не еврей – это в нашей традиции:

Приходит старый еврей в синагогу и говорит ребе:

– Ах, у меня большие проблемы!

– Что такое? – спрашивает ребе.

– Сын ударился в христианство, подскажите, что делать.

– Ай-я-яй! Это так плохо. Нужно спросить у Бога. Приходи завтра, – отвечает ребе. Завтра еврей снова пришел в синагогу:

– Ну, что сказал Бог?

– Ой, плохо дело. Он сказал, что у него те же проблемы.

И чего, собственно, ты так упорно подчеркивал всю жизнь, что русский. Мог ведь гораздо выше пойти. Сам понимаешь.

– А, – отмахнулся я. – Дело ведь не в этих правилах, хотя я свинину последнее время вообще не ем. Отвык от жирной пищи. Эти новомодные теории правильного питания, применяемые к своей семье доброй мамой… Знаешь, что такое еврейский свитер?