Илья Рясной - Строители Млечного Пути

– Взгляните внимательнее на этот раздел, – карлик провёл нас в следующий зал, опираясь на длинную указку, которой, из-за недостатка роста, без всякого пиетета тыкал в живописные полотна. – Здесь висят портреты великих шизиан.

С полотен взирали кто печально, а кто недоуменно, знаменитые алхимики и химики, первооткрыватели и космонавты, императоры и акулы бизнеса. И все они, по уверениям карлика, были чистокровными шизианами, правда, думаю, большинство из них сами об этом и не догадывались.

Закончив с выставкой, галерист провёл нас в торговый зал. Там стены были завешаны иконами и старыми картинами, в витринах лежали ложки, поварёшки, шкатулки, предметы культа – осколки былых времён, отрада для коллекционера и предмет непонимания для обывателя, который с негодованием вопрошает: «сейчас же красивше делают, почему эти гнутые вилки столько стоят?!»

– Как идёт торговля, почтенный хранитель древностей? – полюбопытствовал Абдулкарим, соскучившийся по общению с торгашами и по своей непосредственной работе.

– Неважно. Держимся в основном за счёт идеологически выдержанного современного искусства. Такие живописные охотно берут учреждения, школы, детские сады, районные ячейки «Общества истинных историков». Часть предметов, в основном эпохи Трудовой Лиры, пришлось снять с продаж как идеологически вредные, – галерист кинул опасливый взгляд на профессора и воскликнул: – И правильно. И так и надо!

– Или не надо, – таким странным тоном произнёс профессор, что карлик поёжился. – Дураку только дорогу покажи, он и ноги собьёт, и голодным останется…

Карлик поморщился, но вернул себе самообладание и продолжил:

– Ели честно, народ нищает. Денег всё меньше. Цены сбрасываем, но никто не покупает. Достаточные средства только у богатых дураков. А они сюда обычно не заходят. Но уж если заходят…

Галерист мечтательно закатил глаза.

– Да, да, – закивал Абдулкарим согласно. – Богатые дураки – двигатель торговли в государствах третьей линии.

– Какой линии?

– Да какая тебе разница! – кинул Хлюмпель с нетерпением. – Давай, показывай, что нам приготовил.

– О, да. Вы не представляете¸ какую работу мне пришлось проделать, чтобы найти сей редкий экземпляр, – карлик подошёл к столику, на котором стоял прямоугольный предмет, скрытый от глаз шёлковой тканью, и продолжил набивать себе цену. – Я бросил все дела. Ушёл в народ. Исколесил деревни и веси.

– Ну да, – кивнул профессор. – И купил икону в соседнем магазине Думаешь, я не знаю. Показывай уж товар.

Галерист приподнялся на носках и жестом фокусника сдёрнул покрывало.

– Икона Леха Сказителя. С элементами серебра. Прошлый век. За смешную цену, – он объявил, сколько нам это обойдётся, при этом вид его стал вороватый, как у кота, который приготовился стянуть сардельку и, будучи пойман на этом, не знает, то ли ему пропишут хорошего пинка, то ли всё-таки отщипнут и кинут кусочек.

– Ещё как берём! – обрадовано воскликнул Абдулкарим, высыпая на стол золотые пластинки.

Я тоже залюбовался иконой. Святой сказитель Лех был в серебристых одеяниях, с насыщенно голубым нимбом. А на его груди сияли таинственные «рунические надписи»: «Компания Космоаэро. Свободный коммерческий поиск»…

Добравшись вечером до дома, мы распаковали расписанную затейливыми узорами картонную коробку, витиевато перевязанную разноцветными лентами. Вслед за этим тщательно изучили икону.

– Морда у этого Леха лукавая. Губы сжаты язвительно и даже презрительно, – оценил я. – Даром, что святой.

– Ну почему сразу лукавый и язвительный? – возразил Абдулкарим. – Может, это просто такой специфический взгляд художника на этот образ.

– Или такой специфический канон, отражающий глубинную суть.

Больше ничего неожиданного на изображении мы не обнаружили. Если не считать, что серебристые деяния святого чем-то напомнили нам стандартный скафандр групп поиска – в таких звёздные первопроходцы бороздили н-мерность лет сто пятьдесят назад, как раз в конце двадцать первого века.

Мы передали информацию на наш звездолёт. И искусственный интеллект «Богини Деви» сообщил, что в его базах имеются данные о компании «Космоаэро». Она была зарегистрирована в Российской Империи в 2078 году и просуществовала почти сто лет – вплоть до момента воцарения на планете экономического и государственного Оптимума, когда все старые способы хозяйствования и государственной деятельности отмерли в связи с их несоответствием Новой этической парадигме. Эта компания активно занималась космическими исследованиями, открыла пять миров-зеркал, с которыми впоследствии были установлены дружеские отношения. Но о том, чтобы они направляли в сторону Лиры своих исследователей, в базе данных упоминаний не было.

Искусственный интеллект доложил, что запросил более развёрнутую справку с Земли, однако в связи с продолжающимся эфирным торнадо неизвестно, когда сигнал дойдёт до цели и когда будет получен ответ.

Утром, отведывая божественный кофейный напиток, приготовленный Абдулкаримом, мы обсуждали наши достижения.

– Кое-что проясняется, – сказал я. – Похоже, одной из изначальных причин патогенной информационной волны послужил контакт с посланцем Земли.

– Вот только вопрос, почтенный Александр, случайный или целенаправленный этот контакт? Может мы имеем дело с какими-то тайными экспериментами?

– Ты считаешь, что «Космоаэро» могло баловаться социальным конструированием в отсталых мирах?

– Или те силы, которые стояли за компанией. Корпоративные Союзы тогда ещё не канули в лету и были очень сильны. А где лучше простор для социального экспериментального конструирования, чем в мирах-зеркалах? – прищёлкнул пальцами Абдулкарим.

– В целом гипотеза корректная. Но помочь нам ничем не может. Наше дело – Рейтинг, а он застыл. Как говорит наш профессор – мощнее качать его надо, активнее.

Вот помяни чёрта, а он уже тут как тут. Послышался звонок в дверь. Я открыл её, и в комнату ворвался полный энергии и радужных планов Хлюмпель. С порога он обрадовал нас известием о выходе в свет своей новой монографии со скромным академическим названием «Очерки древней истории Протошизады». Из своего объёмного кожаного саквояжа он вытащил увесистый том в золочёной обложке и аккуратно положил на стол рядом с медным кофейником.

– Заметьте, друзья мои! – заявил профессор. – Уже на стадии печатанья тиража я успел вставить в книгу мудрую мысль, которая родилась в споре с вами. «Пусть утонет весь мир в крови, и из этого алого океана крови взойдёт тяжёлое солнце Истины»!

– Бог ты мой! – покачал я головой.

– Это ещё раз подчёркивает, как важная дискуссия – живая, с живыми собеседниками.