Максим Далин - Запах разума

— Нет. Чаще — Артик. С давних времён.

— Чё за фигня? — спросил бульдог надменно. — Какой ещё Артик?

— Ну да, лучше бы Интель или Перш. Мне нужен для дыхания другой газ, — непонятно сказал Артик. Бульдогу, как и мне, это ничего не объяснило, он только посмотрел хмуро и неодобрительно. А Артик ему улыбнулся. — Может, тоже назовёшься, боец?

Некоторое время бульдог думал, достойны мы с Артиком того, чтобы он назвал нам своё имя, или нет. Потом решил, что всё равно мы его узнаем рано или поздно, и сказал мрачно и отрывисто:

— Серёга. Калюжный, — а откуда, не сказал. А руки наши стиснул так, будто хотел кости переломать. У него была громадная квадратная лапища в мозолях. Я подумал, что он откуда-нибудь из деревни, наверное, а когда Артик сказал, что он из Питера, Серёге про деревню стало не выговорить. Он, может, вообразил, что Артик закинется ещё больше.

По-моему, Серёга ошибался. Но разубеждать его я не стал.

После того, как мы друг другу представились, говорить получалось чуть полегче. Но всё равно напряжённо. Серёга и Артик аккуратно разговаривали — держали нейтралитет. Чувствовалось, что стоит кому-нибудь сказать что-то попросту, не обдумывая тщательно — и впору будет только драться.

Я видел, что Серёга в армию пошёл очень идейно, а Артик — потому что так пришлось. Видел, что Серёге страшно хочется думать о «горячих точках», о войне и о подвигах, что Серёга думает, как он крут и как будет Родину защищать. А Артик, по-моему, на всё это глядел скептически: и на армию, и на войну, и при слове «подвиг» у него делалась скептическая мина. Ещё я видел, что Серёгу этот Артиков настрой бесит страшно, а Артика Серёгин энтузиазм смешит.

Я тут был не с Артиком и не с Серёгой — где-то между. Я на подвиги не рвался, воевать мне совсем не хотелось — то есть, западло было бы косить, но рваться в бой, как Серёга, я не стал бы ни за что. Мой отец считал, что армия делает человека мужиком — и я не мог с ним спорить, и обмануть его ожидания тоже не мог. Вот и всё… хотя за эти первые недели я пока что начал чувствовать себя не мужиком, а роботом.

Наверное, в какой-то степени это все чувствовали. Серёга с Артиком не выглядели, как загнанные до полусмерти, но они тоже устали. И мне было понятно, что Серёга хотел смысла в том, что мы все делаем… любопытство Артика мне тоже было понятно. Когда этот, в штатском, в кабинете у полковника сказал, что от меня ждут серьёзных поступков и героизма — у меня тоже дыхание спёрло. Я знал, конечно, что вовсе не лучший — но меня отметили, мне захотелось соответствовать.

Наверное, где-то в самой глубине души мне всё-таки тоже хотелось совершить подвиг.

Артик делал вид, что ему вся эта героическая суета совершенно безразлична. Серёга сказал, что «дисциплина — это всё», Артик согласился, что «дисциплина — это немало», но прибавил, что игры в дисциплину по армейским правилам — это дико старые игры, уходящие корнями в эпохи фаланг и кордебаталий. И что установка «Град» превращает шагистику в фикцию, а ковровые бомбометания вообще всё это ставят под вопрос, не говоря уже об атомной бомбе. Серёга сжал кулаки, но не нашёл, что возразить, только буркнул, что Артик «ни фига не понимает», а Артик с неожиданной мечтательностью сказал:

— А вдруг нас и вправду собираются превратить в суперсолдат? В киборгов, а? Напичкают электроникой — суперсила, суперреакция, ночное видение, предположим, ещё какие-то девайсы… Для этого им нужны главным образом здоровые организмы, а пользоваться всем этим нас всё равно придётся учить с нуля. Такие испытания я лично приветствовал бы.

И тут Серёга впервые с момента нашего знакомства посмотрел на Артика восхищённо, а до меня вдруг дошло, что и Артик мечтает о подвигах на свой лад. Просто — у него фантазия богатая.

А автобус свернул с междугородной трассы на просёлок, но просёлок был тщательно заасфальтирован. По просёлку мы ехали ещё очень долго, и по сторонам дороги сплошной полосой стоял лес, то чёрный от елей, то жёлтый от берёз. Серёга сказал, что поспит пока, откинул спинку кресла ещё дальше и вправду заснул. Я передвинулся на другую сторону дивана и спросил у Артика, что такое «кордебаталия». Он начал вполголоса рассказывать про кордебаталию, потом — про Крымскую войну, а потом перешёл на политический сыск. Я слушал и тихо поражался, что человек может говорить, как по радио, всякие интересные вещи, не запинаясь и без гугла. У Артика в голове, похоже, был целый интернет, вдобавок ему хотелось поболтать о чём-то отвлечённом, а я офигевал от его памяти.

Я, попросту говоря, увлёкся. И вдруг автобус затормозил.

Около шлагбаума. За шлагбаумом был КПП, сержант спрашивал какие-то особые документы у нашего водителя, за его спиной маячили двое с автоматами, а на шлагбауме висел «кирпич» с табличкой под ним «Проезд только для спецтранспорта».

Артик перегнулся через проход и тряхнул Серёгу за плечо. Серёга секундочку смотрел ошалело — и вздёрнулся к окну. Отследил взглядом, как шлагбаум поднимается и автобус отчаливает от поста.

Мимо знака «Стой! Опасная зона!»

Серёга пробормотал:

— Радиация, что ли?

Артик отрицательно мотнул головой.

— Не думаю. Радиацию обычно обозначают специальным значком.

А мне вдруг стало очень холодно. Картины у меня в голове понеслись смазанные и мутные, но ужасные. Артик смотрел на дорогу. Серёга встал.

— Ты куда? — спросил я.

— У лейтенанта спросить, — сказал Серёга. — Выяснить, куда нас волокут, ёлки.

— Молодец! — сказал Артик. — Возможно, тебе он что-то объяснит.

Серёга ушёл вперёд, придерживаясь за спинки кресел. Мы с Артиком видели, как он заглядывает за стеклянную перегородку, как лейтенант говорит что-то — но, как мы ни прислушивались, из-за ровного гула мотора было ничего не разобрать.

Но говорили они недолго. Совсем.

— Он сказал: «Нуль Тэ-Пэ», — сообщил Серёга, когда вернулся. — Сказал: «Испытания Нуль Тэ-Пэ, вам всё объяснят подробно, когда прибудете на место».

Артик присвистнул.

— А чё это за хрень-то? — спросил Серёга, и в его голосе появилась какая-то детская нотка. Удивлённая и испуганная.

— Или я вообще не понимаю, о чём речь, — сказал Артик медленно, — или речь идёт о нуль-транспортировке. О телепортах, другими словами. На нас, ребята, будут испытывать сверхсекретное оружие. До такой степени сверхсекретное… я даже объяснить не могу, до какой.

Он больше не выпендривался и никакого питерца-пижона-танцора из себя не строил. А Серёга вдруг совсем расслабился и улыбнулся, показав крупные передние зубы:

— Слушай, круто! Это как червяки в игрушке, да? Вормс? «Смотри сю-да!» — и бррыть!

— Хороший ты парень, Сергей, — сказал Артик и вздохнул. — Ты всё правильно понял. Сядь, мы, наверное, скоро приедем на место.