Максим Далин - Запах разума

— Зачем, скажи, — пытался я выяснить, — им нужно создавать летающие наноботы в виде насекомых, да ещё и таких достоверных? Объясни мне хотя бы это.

— Да Господи, Боже ты мой! — раздражался Виктор в ответ. — Это же секретность! Азы ведь! Да кому я объясняю, салага… у них ведь весь этот гадский лес под колпаком. Ты сам сказал: лаборатория…

— И повторю: биологическая.

— Значит, биологическое оружие. Скажешь, эти осы — не оружие?

— И эксперименты, — добавил Калюжный. — На людях.

Я еле сдержался.

— Сергей, — сказал я как можно спокойнее, — они людей впервые в жизни видят. И ещё вчера… ладно, пусть позавчера даже представить их себе не могли.

— Так потому и эксперименты!

— Ша, пацаны! — вдруг дёрнулся Кудинов. — Динька свалил.

— Может, отлить пошёл, — буркнул Калюжный.

— Не думаю, — щурясь, сказал Виктор. У него на лице вдруг нарисовалось немало интересного из нашего исторического наследия: «враг народа», «предатель», «власовец» — весь этот ассоциативный ряд. Он запахнул на себе одеяло, как плащ с пурпурным подбоем, и сделал шаг к дверному проёму.

В этот момент ко мне вернулось ТПортальное ясновидение. Я отчётливо увидел Диню, дружелюбно беседующего с Лангри и незнакомцем-лицин в чёрно-серых тигровых полосках — и схватил Виктора за локоть.

— Оставь Багрова в покое. Он ушёл работать, пока мы тут… дурью маемся.

Виктор посмотрел на меня с тем же выражением.

— Работать?!

Я про себя недобрым словом помянул «Иглу» — даже не за то, что она загнала нас сюда, а за то, что в группах испытателей не продумана психологическая совместимость. Впрочем, на такое долгое и безумное путешествие никто и не рассчитывал.

— Джентльмены, — сказал я и попытался улыбнуться. — Я понимаю: все устали, все психуют. Но давайте уже, мать вашу, перестанем играть в войнушку, ладно? Опомнитесь, вы, милитаристы! Никто из нас не шпион и не изменник Родины. И никто из лицин, если Динька прав и они так себя называют, пока не объявлял землянам войну, хоть некоторые земляне и выделываются, как мухи на стекле. Если хоть кто-то из нас может выяснить у местных что-то полезное — так это Багров. И не надо его дёргать, хорошо?

Виктор ощетинился, смерил меня взглядом — но сходу не нашёлся, что возразить. Я взглянул на Калюжного — и вдруг понял, что он едва держит себя в руках, причём хочется ему не подраться, а закатить истерику со слезами и воплями. Его губы дёргались, глаза покраснели, он тискал клок одеяла на груди, будто хотел его оторвать.

С его точки зрения, подумал я вдруг, война, вероятно, не так страшна, как абсолютная неопределённость, непонимание и тоска.

— Серёга, — сказал я, — ты напрасно не поел. Довольно вкусно — и вообще, тут ведь можно жить, могло быть и хуже…

Он взглянул на меня жалобно и яростно — беспомощно:

— Артик, твою мать… да я просто домой хочу. Ёлки, я не могу, я домой хочу — вот и всё…

— Да заткнись ты! — рявкнул Кудинов. — Домой не выйдет! Ты больше всех вопил: Марс, Марс — вот, получи, распишись и жри его с кашей, свой Марс! Доволен?!

Калюжный даже не попытался возразить — ему было слишком плохо, плохо всерьёз, он был занят утрамбовыванием воплей и слёз в глубину души. Возражать Виктору пришлось мне.

— Ну что ты на него рычишь? — сказал я, надеясь, что это не прозвучит слишком высокомерно. — Он просто и честно сказал о том, что мы все чувствуем, а ты орёшь на него. Тебе не так страшно, когда ты на кого-нибудь орёшь или когда кто-то кажется тебе виноватым?

Они оба уставились на меня поражённо, будто я выдал какую-то невероятную дикость. А я вдохнул и продолжил светским тоном:

— Между прочим, осиный яд отлично помогает, вы заметили? Совершенно не тянет кашлять… и спать хочется, джентльмены. Нам посоветовали отдохнуть — между прочим, дельный совет. Может, поспим?

И Виктор взял себя в руки. Грамотно взял, я восхитился.

— Совет дельный, это да, — сказал он уже нормальным тоном. — Только учтите, салаги, мир чужой — и спать будем по очереди. На всякий пожарный.

— Хотите, я покараулю пока? — предложил я. — Сергею нехорошо, да и у тебя замученный вид. А мне легче — лекарство действует.

— Стрёмно как-то, — сказал Виктор и сел.

Мы с Калюжным присели рядом с ним. Мох на полу был мягок, как роскошный иранский ковёр — и совершенно не казался влажным, как почти всегда ощущается мох или трава. Только запах и выдавал в нём растение. Я выдернул тоненькую прядку мха — она подалась с большим трудом, оказалась удивительно прочна, но мы получили возможность рассмотреть длинный и тонкий, упругий, как кручёный металлический тросик, корешок.

— Ничего ведь тут не сделано попросту, ёлки, — задумчиво проговорил Калюжный. — Ничего по-людски не сделано. Рубанком, там, топором… или ещё как. Оно же всё выросло. Весь этот дом вырос. Весь этот ковёр, ёлки. Стены эти. Как?

И это уже было почти похоже на нормальный тон. Нормальный тон нормального человека, изучающего окружающий мир. Гораздо лучше, чем накручивать себя, думая о доме, матери, Ришке…

Тут и мне пришлось дать себе ментальную оплеуху. Я втянул дикую тоску внутрь и заставил себя сказать:

— Мне представляется, что они влияют на обычную программу роста здешних растений. Видел мост? Лицин заставили два дерева расти не так, как им велит природа, а так, как архитекторы решили…

Виктор фыркнул:

— Дерево, расти! Расти, кому сказано!

— Не так просто. Быть может, это воздействие на ДНК. Может, на что-то иное… Простите, ребята, я не биолог, я сам не понимаю — но мне кажется, что это не механическое воздействие, а что-то намного, намного более сложное…

— ГМО, что ли? — хмуро спросил Сергей.

Вряд ли, я думаю, он имел представление о том, что такое ГМО, но по телевизору часто говорили, какая это ужасная штука. Будь ему хоть немного морально легче, я бы, наверное, его высмеял, но ему было так паршиво, что у меня не повернулся язык его пинать.

— Мы ещё ничего толком не знаем, — сказал я. — Может, да, может, и нет.

Виктор поймал на стене зеленовато-бурую сороконожку, взял её через одеяло. Ему явно было отвратительно, а гадость с длинным суставчатым тельцем извивалась у него в пальцах. И Сергей нагнулся взглянуть.

— Думаешь, она искусственная? — спросил Сергей.

— Почему бы и нет, — сказал Виктор с гримасой предельного омерзения. — Противная. Если не искусственная, то зачем она? На фига они таких гадин в доме держат?

— Видимо, у неё тоже есть какая-нибудь важная роль, — сказал я. — Как у ос. И неужели ты до сих пор думаешь, что это — робот?

Виктор взглянул мне в лицо:

— Разумовский, давай, придумай тест для неё. Ну, давай. Как узнать, настоящая она или нет?

— Витя, — сказал я, — отпусти букашку, она настоящая. Ну, посмотри, рассмотри внимательно. Ты можешь себе представить технологию, которая позволит создать робота в три сантиметра длиной, с головёнкой меньше булавочной головки — и чтобы он себя вёл в точности как живая тварь? И зачем делать такую тонкую, трудоёмкую и дорогую вещь, если каждый дурак может её случайно раздавить?