Артем Луниш - Близнецы

Дворник распахнул черный глубокий зев, оступившись, сам чуть не свалился внутрь. Подтащил к провалу первого, сбросил вниз. Второй опер уже подергивался, глаза под тонкой кожей век бегали: вверх-вниз, влево-вправо, вверх-вниз, влево-вправо. Дворник сбросил в подпол и его, затем заложил в петли доску покрепче, а сверху улегся сам.

Боль постепенно тихла, кажется, она вытекала из него вместе с кровью; он уж чувствовал, как немеют ноги. Он закрыл глаза — все равно уж почти ничего не видел, уложил руки поверх раны.

— Неужели все? — подумалось ему, — да, все.

— Бам! — ударили снизу так, что его подбросило на крышке, рана тут же всплеснулась болью.

— Бам! Бам! Бам!

Водитель сидел в машине и глядел на пустую улицу заброшенной деревни. Опера, ушедшие вроде как ее осматривать, исчезли бесследно. Надо было вызывать подмогу, сообщать о случившемся, а он все ждал — вдруг они просто задержались, нашли какого-нибудь бомжика и беседуют с ним. Вся беда была в том, что он не знал, сколько проспал — час, пять минут, секунду. Если вот так, с бухты-барахты, объявить тревогу, по головке не погладят. А если действительно что-то случилось — тем хуже. Его спросят, почему он не позвал на помощь сразу, как только это (что? что же, черт подери?) произошло. Ах, вы спали? — он как наяву услышал голос своего начальника, сладкий, подлый, — спаааали… Он уж взялся за рацию, чтобы — черт с ним — поднимать тревогу, как дверь одного из домов распахнулась.

Водитель вздрогнул, скрипнув массивным задом по сиденью, подался вперед. Из серого дома с выбитыми окнами вышли две маленькие фигурки и, держась за руки, двинулись к нему. Дети.

Они выждали пять минут — дворник так и не появился. Машина неподвижно стояла на пригорке и не видно было, есть ли кто внутри. И будто бы ничего и не происходило, тишина стояла в деревне, но напряжение все сгущалось. И когда откуда-то стали доноситься еле слышные, приглушенные звуки ударов, они не выдержали. Дальше оставаться в неизвестности было невозможно.

План был составлен в минуту и к осуществление приступили тут же. Дети чин-чином вышли из дома; Артем, сжимая осу, выскочил в окно. Дети медленно двинулись по улице к машине. Артем крался следом в зарослях бурьяна, крапивы и одичавших яблонь. От густых запахов трав и земли у него щипало в носу. Глаза — вот уж невовремя — заслезились. Он, городской житель, и не подозревал, что у него есть аллергия.

Когда близнецы уже поднимались по склону, навстречу им из машины вылез пожилой толстяк с усталым лицом. Больше никого, кажется, не было, и Артем вздохнул с облегчением.

— Доброе утро, граждане, — несуразно поздоровался полицейский.

— Доброе, — сдержанно ответила Гипнос. Танатос молчал — видно, волновался.

Артем разглядывал мятую спину толстяка. Он весь был мятый: и серые форменные штаны, и толстый зад под ними, складками шла бесформенная черная кожанка, капельками пота поблескивал на солнце тоже мятый, складчатый затылок.

— Руки к фуражке, — выходя из кустов, сказал Артем.

Полицейский от неожиданности подпрыгнул и, не поняв еще ничего, начал оборачиваться. Тогда Артем выстрелил ему под ноги. Всполошились и порхнули стайкой какие-то пестрые птички у него за спиной.

— Руки за голову, — крикнул, надрываясь, Артем. Что, если полицейский опять не подчинится? Сможет ли он выстрелить? Наверное, сможет. Все-таки, это только травматика.

Но полицейский подчинился.

— Хорошо. Теперь повернитесь.

Толстяк обернулся — а что еще оставалось? Вот ведь вляпался, — думал он.

На него смотрел бледный обритый парень с испачканным какой-то травяной пакостью лицом и черным пистолетом в вытянутой руке. «Дезертир, — решил водитель, — хотя нет, пистолет…»

— Травматика, — оценил полицейский.

— Ничего, с такого расстояния очень эффективно, — улыбнулся Артем, — на собственном опыте знаю.

Полицейский пожал плечами, однако, видимо, был согласен. Во всяком случае, рук от головы не отнимал.

— Танатос, сними с него пояс и кобуру, — сказал юноша, глядя водителю в лицо и не опуская пистолета.

— Из-за спины, между нами не выходи, — добавил он.

В каком-то отупении стоял пожилой водитель, чувствуя, как неловкие детские руки расстегивают пояс, снимают кобуру.

— Так, — юноша, кажется, расслабился, чуть опустил пистолет, — теперь ноги вместе, господин полицейский. Руки в прежнем положении. Танатос, затяни ремень у него на ногах.

Полицейский почувствовал внизу какое-то неясное движение.

— Не получается. Дырок не хватает.

— Бл*дь, — сказал юноша, — наручники у вас есть?

— Нет, — честно ответил водитель, потому что наручники, во-первых, были не у него, а в машине, а во-вторых, были не личной, а казенной собственностью.

— Тогда вот что, — юноша на секунду задумался. На белом лбу сидел комар, а он не решался сделать даже коротенькое движение, чтобы отогнать его, — просто свяжи ему шнурки.

Мальчик фыркнул, но подчинился.

— Так… Теперь отойди назад. Ты тоже, Гипнос.

— Теперь прошу Вас не нервничать и глупостей не делать. Конечно, так на моем месте любой бы говорил, но мне и правда терять нечего. Выстрелю.

Полицейский кивнул.

— Хорошо. Медленно опускаем левую руку. Теперь вытяните ее из рукава, под куртку.

Пыхтя и изворачиваясь, толстяк выполнил требуемое.

— Теперь так же правую.

Полицейский сделал и это.

— Ну, слава Богу. Танатос, свяжи ему за спиной рукава.

Вот и все. Полицейский оказался в импровизированной смирительной рубашке.

— Фууф, — юноша выдохнул с облегчением, опустил пистолет и наконец пришлепнул комара. Вытащил сигареты, закурил. Дети подошли к нему. Полицейский глядел на них со злобой, какой сам Артем не удостоился.

Юноша повертел в руках кобуру, вытащил пистолет и, подумав, бросил в рюкзак.

— Сколько вас приехало?

— Трое, — честно ответил толстяк. Он был уверен, что это проверка. Про оперов они, конечно, знали. Не могли не знать.

— Где еще два?

— Ушли осматривать деревню и не вернулись, — саркастически улыбаясь, отвечал толстяк. Детские игры какие-то, честное слово. Кожанка его нестерпимо сверкала на солнце, по лицу ручьем тек пот, туго сжатая кожанка мешала дышать, но вообще говоря, он чувствовал себя на удивление неплохо. Даже некоторую удаль и дерзость, позволяющие смотреть на победивших врагов с легким презрением, чувствовал он сейчас в себе.

Юноша насторожился, — давно ушли?

— Я не знаю, — честно отвечал водитель, — я заснул.

Артем поглядел вниз, на тихую деревню. Где-то там пропал дворник. Где-то там пропали, оказывается, еще и двое полицейских.

— Ладно, — он подошел к уазику, распахнул заднюю дверцу — в крошечный зарешеченный отсек.

— Полезайте пока сюда.