guru1 - Сентиментальное путешествие на пиратском бриге

Вторая фигура отвлекла моё внимание от бедняги-торговца, так как показалась мне достаточно живописной и даже символической. На бухте каната, подогнув под себя кривые ноги в шароварах, сидел малоросс в вышитой узором косоворотке и соломенном брыле. Длинные усы малоросса бурно шевелились в такт движениям его нижней челюсти, перемалывающей подобно камнедробилке нехитрую снедь, предусмотрительно разложенную на рушнике, укрывавшем его колена.

На груди его, видной сквозь прореху расстёгнутого ворота, синели буквы затёртой татуировки, что для этого милого и беззлобного населения, живущего в бассейне Донца, было нехарактерно.

Судя по сохранившимся начальным буквам, надпись была выбита не русским человеком, так как отчётливо были видны буквы "P..., K... и N...". Скорее всего, татуировка являлась неприятной памятью о пребывании в одной из тюрем Соединённого Королевства Британии, Шотландии и Северной Америки", откуда мода на татуировки и телесный содомский разврат медленно расползается на прочие страны, поражая как преступников, так и лиц, их охраняющих.

И вот, когда торговец керамическими уродцами приблизился к жующему малороссу, тот неожиданно выпростал из-под себя ногу, ткнув ею, не меняя положения тела и не переставая жевать, в тощий зад бедняги. И без того уже перегруженный лотком, несчастный утратил равновесие и с грохотом рухнул на палубу.

Лёжа на животе, он пытался сгрести с палубы уцелевшие фигурки, а по длинному носу его сбегали мутные слёзы обиды и унижения. Однако он не издал ни звука, лишь тощее тело его тряслось, как в лихорадке.

Не успела я грозно окрикнуть распоясавшегося наследника британской семьи Хулиген, как рядом неожиданно возник гибкий, с осиной талией и пышным чубом, выбивающимся из-под фуражки, затянутый ремнями портупеи стройный казачий есаул.

Вытянув вдоль спины нагайкой нашего "хулигана", он сквозь сцепленные зубы по-змеиному прошипел: "Не смей жида замать! Жид - он подданный Его Императорского Величества, и под его рукой стоит!"

Для порядка махнув нагайкой перед носом застывшего с перьями лука во рту, и оттого похожего на снулого сома, малоросса, есаул повернулся на высоких каблуках и, откозыряв, с лёгкой усмешкой, прячущейся под пышными усами, оправился за свой столик.

Пассажиры, переполошённые инцидентом, матросы и лакеи, возбуждённые зрелищем, даже сам торговец-еврей, собравший свои фигурки и с благодарностью принимавший уже от меня серебряную монетку, - все они являлись как бы участниками сцены из грандиозного спектакля.

И лишь одна фигура, замершая на баке, привлекла моё внимание своей несообразностью с событиями, разыгравшимися на этой сцене. Некто, в вытертом на отдельных местах до блеска жёлтом замшевом костюме, одноногий, водрузивший себе на нос круглые большие очки, сотворённые, по-видимому, самим Левенгуком, не обращал внимания ни на шум, ни на движение: он читал...

Глава 4

Вообще-то, с виду гадкий и отравляющий атмосферу смолистым дымом сгорающего в котлах паровой машины антрацита, наш корабль демонстрировал странные для его внешности резвость и способности.

По какому-то неизвестному мне обычаю пассажиры, желавшие из станиц отправиться в Ростов на бриге, появлялись на борту не как в исполненных цивилизацией местах, а в местах совершенно неожиданных. Бывало, вахтенный, заприметив на крутом донском берегу машущую руками фигуру, тут же сообщал с посыльным о том капитану. И через малое мгновение капитан, будто и не спал или не справлял какую иную нужду, оказывался, весь затянутый в пиратский мундир и при шляпе, на своём законном месте - на мостике.

Рулевому летела команда, перемежаемая божбой на восьми европейских и трёх африканских языках, и довольно плавно совершив манёвр (знаток морских терминов доктор Пруденс называл его, по-моему, "поворот оверкиль"), бриг тыкался носом в отмель, наползая на неё до трети своей длины.

Будущие же пассажиры, споро спустившись кто по лестнице, кто по шесту, а кто и по вервию простому на борт, покупали билет у вахтенного и отправлялись к своему классу согласно чина и состояния. Мне, не поднаторевшей в подобных диких речных путешествиях, казалось, что уж теперь-то придётся извлекать на белый свет трюмную команду из пассажиров третьего класса, но не тут-то было!

Взревев громовым голосом "Полный назад!", капитан как бы одною волею своей снимал корабль с отмели, так как после команды его бриг, подобравшись подобно рыси (знакомство с коею свела я в диких лесах Забайкалья), вдруг с места прыгал весь на чистую воду, а услышав команду "Полный вперёд!", нёсся по глади донской воды как летят зимой по глади замёрзших каналов голландские конькобежцы.

В очередной раз мы причалили напротив часовни, расположенной на значительном удалении от ближайшей станицы, прямо на лугу. Казачий есаул, играя темляком и демонстрируя дамам безупречные белые зубы, взялся просветить нас о причине столь странного ея расположения.

- Тут, дамы и господа, на другом берегу татары стояли. Крепко в землю вцепились, не выковырять (две петербурженки, сморщили носики при столь грубом определении).

А там, где часовня, да за ней ещё версты одна-две, станица стояла. Пойдут станишники рыбу бредешком потаскать, а назад их то с пулей, то со стрелой несут.

Дошло до того, что бабы бельё полоскать только с оружными казаками ходили. Пока те перестреливаются с татарами, бабы бельё полощут. Татары в баб не стреляли, они поганым для другого нужны были... И вот собрал атаман круг, и порешили казаки ту занозу вынуть. Позвали побратимов да односумов с иных станиц, да и вдарили по татарской крепостце. Одного не знали: мурза их хитёр был, да про планы те и прознал. Большую часть своих из крепости вывел и в камыше спрятал. А баб своих и скот далеко в степь отогнал.

Побили казаки тех татар, что в крепости остались, пожгли там всё, да домой пошли.

Да как же без того, чтобы победу отпраздновать, казакам было домой-то возвращаться!

Вот стали в версте от станицы лагерем. Прикатили бочки с вином, быка зажарили, пили, пели да воспоминаниям с односумами предавались.

А потом уснули. И даже посты не выставили: чего их ставить, коли родную станицу видать да баб, что развесёлых муженьков поминают недобро, слыхать. А под утро татары то войско и вырезали. Вот в память о тех убиенных и поставили часовенку.

Есаул крякнул, отвернулся и махнул у лица рукой. Все молчали.

А потом чей-то оробевший голос спросил о судьбе татар. Есаул неохотно сообщил, что ушли они со всем скарбом и семьями. А куда ушли - Бог ведает. Их особо и не искали. Война. Да-с, война...

Я смотрела на обильно политые кровью берега Дона и думала с благодарностью о том, что ведь только волей и непреклонностью нашего Государя ушли в прошлое войны между подданными Империи, и не льют ныне они своей и чужой крови ради призрачных идеалов, а стоят вместе честно и грозно на защите Империи и её Государя...