guru1 - Сентиментальное путешествие на пиратском бриге

Глава 5

Ветер заметно посвежел. Слушатели стали расходиться по каютам, а я некоторое время глядела вслед есаулу, неожиданно поражённая следующей мыслью.

Вот нет больше у казаков злого и хитрого противника. Но ведь дух казачий воспитывался веками в противостоянии, вечном риске и неустроенности быта.

Ушли противники, и через пару поколений казаки превратятся из лихих рубак в сытых обывателей, коим луга их, виноградники да тучный скот будут милее битв и побед.

Подобно немецким бауэрам будут восседать они с люльками на берегу закатного Дона, и лишь неспешно будут они обмениваться нехитрыми дневными впечатлениями да слухами из дальних земель. Чинные розовые отмытые и отчищенные от цыпок казачата, вместо того, чтобы скакать на лозине или тузить друг друга, валяясь в пыли, со скрипочками да мольбертами побредут в вечерние школы живописи и музыки, а набольшим авторитетом для них станут Борух Израилевич да Моисей Менделевич, в давней жизни своей смешивавшие краски Репину и Айвазовскому.

Рассмеявшись этой неожиданной, но яркой картине, я поплотнее завернулась в шаль, ища глазами огни Ростова.

***

Огни Ростова. Вечер захватил нас в пути. Попутный ветер нагонял высокую волну, ускоряя и без того спешный ход брига. Вместо обещанной недели добрались мы до его благословенной набережной всего за один день, что указывало на чудесную власть капитана над пространством и временем.

Оттого мы, пассажиры и пассажирки, встретили небрежный прощальный его кивок бурными овациями.

Доктор мой, по италийскому обычаю, засвистел в четыре пальца, что пиратами (а они, при всей своей внешней цивилизованности, ими и оставались) было встречено благосклонно, то есть ответным свистом, немилосердной божбой и швырянием в доктора банановой кожуры.

Доктор на это сентиментально прослезился и шёпотом сообщил мне тайну, которая была мне известна давным-давно: именно на этом бриге и с этой командой совершил он немало морских и океанских походов, храбрых набегов и последующих подуваниваний награбленного.

А вот вторая тайна, им сообщённая, была для меня в новинку и потому повергла меня в размышления.

Оказывается, спутник мой тайком переговорил с командой, узнав, что рейс этот для брига в качестве круизера последний.

Поставив корабль в сухой док, капитан намеревался удалить с брига судовую машину, восстановить такелаж и, после короткого отдыха в ростовских кабаках и тавернах, выйти в море-океан для реализации полученной от Его Императорского Величества лицензии на каперство.

В Ростове к корабельному борту был подан трап, спускаясь по которому, я наблюдала постепенно растворявшуюся в сумерках жёлтую фигуру с книгой, застывшую на полубаке.

Чтец нёс свою вахту. Пока корабль на плаву, Чтец должен читать. И даже когда уходит он в пучину, Чтец покидает корабль лишь предпоследним, перед капитаном. Таков закон.

***

От Ростова до Святых Гор мы отправились по железной дороге, и путешествие это не оставило ярких впечатлений, кроме, разве, новинки дорожных услуг - кубических кусочков пиленого сахара, подаваемого к чаю.

Сахар этот полагалось по железнодорожным обычаям потреблять внакладку, а чай непременно должен был быть с лимоном. Так, прихлёбывая эту новинку, я и проскучала у окна, разглядывая мелькавшие мимо на бешеной скорости в тридцать пять вёрст в час деревушки и отражавшие сначала месяц, а поутру - свет солнца, речушки и пруды, местными называемые ставками.

От станции нам предстояло преодолеть ещё около сорока пяти вёрст на лошадях. Степь вокруг нас была унылой и скорбной, похожей на дряхлую старуху, мечтающую оставить навсегда сию юдоль слёз, но не могущую дождаться своего часа. Седой ковыль колыхался под ветерком и со скрипом вдавливался в землю каучуковыми колёсами.

Путешествие, казалось, превратилось в Вечность, и что-то во мне подсказывало, что снова и снова взойдёт и закатится солнце, снова и снова возница будет гнать по степи заморенных лошадок, окружённых роем слепней.

И так будет продолжаться, пока тела наши не сморщатся под палящим солнцем, и мы будем улыбаться этой бесконечной степи мёртвым белым оскалом, а возница-скелет так же неустанно будет взмахивать плетью, погоняя мумии высосанных слепнями до донышка лошадей...

Морок прервался неожиданным появлением леса, с каждой минутой густевшего и становившегося выше.

Дорога пошла в гору, затем вдруг обрушилась вниз; лошадь понеслись вскачь, и вот мы уже поднимаем облака пыли на улице долгожданного села.

Доктор, будто сбросив с себя тяжесть лет, ран и забот, юношей выпрыгнул из брички, и не пригласил даже, а за руку потащил меня наружу. Сойдя на землю и ещё не успев ощутить под собой твердь, а не колебания рессор, была я им увлечена на обрывистый берег Донца.

С левого, низинного берега в Донец заглядывали густые тёмные дубравы, а с правого, нашего, встречь им выдвигались вековые меловые сосны. Оттого вода в Донце приобрела чудный зеленоватый цвет, и в этом малахитовом зеркале, достойном матушки Екатерины Великой, отражались стоявшие поодаль белые церквушки и храмы. Гора в реке была не видна, и мнилось, что божьи обители парят в воздухе без всякой опоры.

- Вот они, Святые Горы! - вскричал экзальтированно доктор, забывая , поражённый картиной, приличия.- Смотри, смотри, какие там свет и красота!

Глава 6

Необмятый мундир немного жал, а шитый золотом высокий воротник-стойка слегка царапал кожу подбородка. Скосив глаз на доктора, я от души полюбовалась многоцветьем орденов, украшавших его мужественную в мундире грудь. Полный Георгиевский Бант подавлял два моих Георгия, усилиями моими не лежавшими на груди почти параллельно земле, а пристойно склонявшимися к ней под углом градусов в тридцать.

Яркие юные глаза Патриарха отследили мои наблюдения, и в них промелькнула смешливая искорка.

Опираясь на посох лишь обычая ради, этот восьмидесятидвухлетний атлет возвышался над нами, как Медведь-гора над побережьем Крыма. Голос Патриарха, исполненный бархатными полутонами, таил в себе сталь и медь, подобно тому, как в ветвях лиственницы скрывается напрягшаяся перед прыжком рысь.

Ассоциативная цепочка "патриарх-рысь-Георгий" заставили меня внутренне подобраться и внимательнее прислушаться к диалогу доктора и Его Святейшества.

А диалог этот был прелюбопытнейшим. Двое старых воинов предавались воспоминаниям о первом своём знакомстве, при котором молодой пират Пруденс вступил в бой один на один с не менее молодым поручиком Патриаршей Дружины Особого Назначения. И потерпел поражение, так как слишком полагался на силу и твёрдость руки, спасовавшими перед твёрдостью духа его противника.