Прекрасный Старый Мир

— Обождите. Саквояж сейфовый сдайте, — затребовал он, дав понять, что вся эта чехарда “неспроста”. — А вот свой завтра захватите, — уверил он меня в мыслях окончательно.

И гордо ретировался, путеводитель прихватив. Интриги шпиёнские, чтоб его. Хотя, если подумать, посольств, за крайне редкими и оправданным некими местными причинами, Полисы не имели. Соответственно, получение сведений у соглядатаев — дело не самое простое, а самим им отправлять прознанное опасно. Так что, видно, дело это такое, распространённое, не удивлюсь, ежели “шпиёнские игры” уже правилами и традициями обросли. Но мне расслабляться не след, заключил я, проверил панцирь, эфирострел, с сожалением понял, что брать с собой перун на конвивум — дело излишне экстравагантное. И наставники не слишком о таковых моментах распространялись, хотя бес знает, возможно, сами не в курсе. Не маловероятный вариант, скажем так.

Ознакомившись с проспектом, содержавшим не слишком подробную карту Рима, я убедился, что лупанарий, в коий меня послали, расположен удобно, так что искомые адреса посетить я смогу даже пешком двигаясь, согласно названий улиц. Впрочем, тут ещё вопрос, во что меня Манька-лупанарщица обрядит, так что посмотрим. Но в саквояж набьём вещи полезные и пригодиться могущие.

Подготовившись, собравшись и спалив записулину, я отошёл ко сну. А с утра, после некоторого размышления, поместил панцирь скрытный и цербик в саквояж. От греха.

Завтрака толкового не было, всё в эллинском стиле, злонравным добродумам в угоду. Впрочем, учитывая суточный, чтоб его, званный обед, нажираться от пуза было довольно глупо.

Ну а после приёма пищи, мы покинули гостиный двор, уместившись в поджидающий нас мобиль. Меня, признаться, несколько смущало, что к особняку, как выяснилось, расположенному на границе Акрополя, мы подъехали ещё до девяти пополуночи.

Впрочем, припомнил я песенку одного безусловно мудрого бера, мы мудры. Да и пускай леший сам думает, а я буду думать, когда надо.

Встретивший нас чуть ли не на пороге (точнее, учитывая особняк, за порогом, в саду) вчерашний дядька, при свете прибавивший на вид в годах (лет на полсотни смотрелся он в утреннем свете), с Лешим пообнимася, почеломкался, мужеложец клятый, да и завёл беседу, явно для ушей даже слуг не предназначенную (я же, пусть и “слуга”, но статусный и изгнанию не подлежащий).

— Решили вы сами разобраться, ни к чьей помощи не прибегая? — вопросил Август.

— Разобраться — да. А далее посмотрим, но оружного продвижения, до поры и ясности, мы не потерпим, — ответствовал Леший.

— Печально, но ожидаемо, — скорчил печальную, но ожидавшую морду римлянин. — Надеюсь патроны ваши не забывают, что подпись Проконсула Рима и перфектов Полисов на документе стоит, сенатами заверенная и подтверждённая.

— Потому я и тут, — кивнул Добродум. — А детали и подробности… — развёл он лапами.

— Да, решим, для чего и собрались, — кивнул хозяин дома. — Прошу, гости, проследуйте за мной в домус, для подготовки к конвивуму, — сделал он широкий жест и потопал к особняку.

Ну и мы за ним проследовали. На входе же с хозяином мы расстались. Он ускакал по своим римским делам, нас же эпитроп, или иной какой управляющий слуга, повлёк в балинею, сиречь санитарно-гимнастические помещения. Где я порадовался мудрости своей — первым делом нас завели в палестру, предложив снаряды для телесного утруждения. Ну, с другой стороны, жруны римляне знатные, так что к подготовке к пиру толк знают, рассудил я, разоблачившись и предавшись телесным упражнениям.

Да и я мудёр, вот выглядел бы как дурак, из панциря вылезая и цербик ныкая. О месте, в кое его бы прятать пришлось, не имей желания я с ним расстаться, я даже не думал, в силу добронравности, кротости и прочих своих достоинств.

Постучав по груше кулачной (лик начальствующий вместо её представляя), да побегав трусцой, после чего, нас пара служителей повлекли в терму. На удивление, без омовения, ну да пусть их, рассудил я, попарившись как следует. После чего последовал бассейн и… я спервоначала думал, массажистки. Однако, девки, развёдшие нас с Лешим за занавеси разные, не были ни массажистками, ни тем, о чём я подумал. Вообще, я несколько от их деяний растерялся.

Две не самые страхолюдные девицы щедро окатили мою персону из амфоры маслом, оливковым, судя по всему. После чего, ухватив скребки деревянные, начали на меня разлитое с меня же счищать. Мою персону вращая и перекашивая всячески.

И ведь ни в одной книге сие не упоминалось, да и женщина злонравная, Красава Путятишна, вместо задом вращения танцевального, с другого края Земли, к бесу мне не потребного, могла бы и просветить, злопыхал я, подвергаемый столь экзотической помывке.

Впрочем, промасленного меня девицы вскоре отскребли, извлекли кувшин поменьше, с маслами ароматными, да и уложив, провели массаж лёгкий. И напялили простынь тогистую, сандалеты насандалив.

Вот ведь, бесы не славянские, мысленно заключил я, направляясь вместе с Добродумом, снаряжённым столь же аутентично, в раздевальню. Где под ехидным взором последнего, прихватил саквояж, упихал туда барахло своё поаккуратнее и вид принял, подобающий секретарю. Что, учитывая гадскую тогу и сандалеты, смотрелось изрядно комично, в сочетании с саквояжем, оценил я сюрреализм вида своего в зеркале здоровом.

— Одежда — дар хозяина, — вполголоса бросил леший, на что я кивнул.

Простынь в бане пригодится, да и сандалеты не лишними будут, до неё в инсуле добираться. А то хожу в лаптях, как лапотник какой, отметил я.

Да и увлеклись мы всё тем же эпитропом в экседру, как местные гостиную обзывали. Был это зал размеров огромадных, открытый, но разделённый на зоны. Лешего повлекли к возвышению у дальней от входа стены, где вокруг стола валялся хозяин и ещё какие-то типы, до бесед допущенные. А меня служка рангом поменьше отвел к “второму ярусу” с полукруглым низким столом. Соседи в нем были, но, учитывая все признаки, тоже какие-то подручные “больших начальников”. Да и далеко, к счастью, потому как трепаться с ними у меня желания не было.

А сами столы были снабжены кучей закусок, в основном овощного толка, как в сыром, так и приготовленном виде. Впрочем, встречались тарели со всякими морскими гадами, а главное, была тьма различных яиц. Птичьих, рептильих, даже икра какая-то виднелась. “Ab ovo”, мысленно хмыкнул я, наливая себе винища, щедро разбавляя его водой и подслащивая мёдом.

Притом, пир скуку, очевидно, не предполагал: пока начальство трепалось о судьбах мира, слух окружающих услаждали (хотя, тут дело вкуса, сопелки не было, значит халтурщики!) музыканты. Впрочем, с полчасика прослушав сие заунывье, насмотревшись на рожи окружающих до отвращения, я подметил, что коллеги-подручные, помимо пары групп, либо дрыхнут бессовестно, либо книжки читают, не вызывая в свой адрес тычков перстов и воплей о поругании каком.