Вероника Лесневская - Невеста на выход

- Мне плевать, - спокойно ответила я, не отводя глаз и даже не сдвинувшись с места, что взбесило маму еще больше.

Амелия раскрыла рот, чтобы сказать что-то еще, но вмешался Константин.

- Дорогая, помолчи, - нежно и при этом властно сказал он ей. - Доченька, пожалуйста, выслушай меня, - подался вперед, обращаясь ко мне. - Тут дело не столько в деньгах, это наживное, сколько в испачканном имени, так сказать. Эта... кхм... ситуация подняла такую шумиху, все только о ней и говорят. И если кто-то пронюхает, что моя дочь близка с сыном лудомана, это сильно ударит по нашему бизнесу...

- Что ж, тогда, может, отречешься от дочери? Потому что я не собираюсь отрекаться от Макса, уж прости, - со злостью выпалила я и встала.

- Не горячись, детка, - по-доброму сказал папа, заставив меня замереть в нерешительности. - Я не заставляю тебя отказываться от него. Я предлагаю вам расстаться на время, пока все уляжется. Думаю, тебе все-таки следует отучиться в Англии. И образование получишь, и переждешь там до тех пор, как ситуация не наладится...

- Нет! Нет! - отчаянно махала головой я. - Ни за что, слышите? - крикнула обоим родителям. - Вам придется меня оглушить и отправить бандеролью. Сама я не уеду!

Уверенными шагами устремилась к выходу, по пути захватив пальто. Не оборачиваясь, покинула особняк, захлопнув за собой дверь.

Через полчаса я уже у дома Макса. Расплачиваюсь с таксистом и чуть ли не сталкиваюсь нос к носу с Виолеттой. Медленно обвожу ее взглядом: заплаканные глаза и раскрасневшееся лицо, в руках - чемодан.

- Вы уезжаете? - надрывно спрашиваю я. - Сейчас? Вы же нужны ему! Как вы можете, - последнее почти шепчу.

- Никто ему не нужен, - всхлипывает она, - разве что, кроме тебя, - добавляет с раздражением и, отталкивая меня, направляется к своей машине.

Дом не заперт. В гостиной беспорядок. Ноги сами ведут меня в кабинет.

Осторожно толкаю дверь рукой, и та бесшумно открывается. Сразу вижу Максимилиана: он сидит спиной ко мне в кожаном кресле, откинувшись на широкую спинку. Рядом на полу начатая бутылка виски и стакан.

Решил пойти по стопам отца - и утопить проблемы в алкоголе? Нет, дорогой, я тебе этого не позволю. И так легко не сдамся.

Тихо подхожу к Максу и опускаю руку ему на плечо. Мужчина вздрагивает и, как в замедленной съемке, поворачивает ко мне голову. Смотрю в его глаза, такие пустые и уставшие.

Нет, он вовсе не пьян, скорее, разбит и подавлен.

Стравинский накрывает мою руку своей, нежно проводя пальцами, но уже через мгновение, будто одумавшись, резко отбрасывает ее и встает.

- Что ты здесь делаешь? – произносит холодным, отстраненным тоном.

Каждое его слово будто льдинка, осколки которой больно впиваются в сердце.

- Макс, я знаю, что случилось. И хочу сказать тебе, это не важно! Все не важно! - говорю быстро и скомкано, лишь бы не дать ему себя перебить. – Ты должен знать, я с тобой, несмотря ни на что! Вместе мы…

Мужчина хмурится и сжимает губы до тонкой линии. Подходит ближе, скрестив руки на своей вздымающейся от негодования груди.

- Нет никаких «мы»! - бросает мне прямо в лицо. – Не знаю, каких воздушных замков ты настроила в своей миленькой рыженькой головке, но нас с тобой ровным счетом ничего не связывает!

Я испуганно замираю: кто этот человек, что стоит сейчас передо мной?

- Ты специально отталкиваешь меня? Макс, не делай этого с нами. Только не сейчас! – мое сердце готово выпрыгнуть из груди, а на глазах выступили непрошенные слезы. Поспешно смаргиваю их, чтобы Макс не заметил и не принял это за жалость. Но он видит, и черты его лица становятся еще жестче.

- Думаешь, если я провел с тобой ночь, то на следующий день мы побежим вприпрыжку под венец? Глупая, наивная девчонка! Знал бы, что ты такая, вообще никогда бы не связался с тобой! – громко, надрывно смеется Стравинский, запрокинув голову назад.

Этот хохот разрывает мою душу на части. Хочется зажать уши, чтобы хоть как-то заглушить его. Что же ты делаешь, Макс? Чего добиваешься?

Будто услышав мой вопрос, он обрывает свой смех и приближается ко мне практически вплотную. Хватает рукой за подбородок, стискивая до боли, и впивается в мои губы жестким, грубым поцелуем. Пытаюсь высвободиться, но тщетно. Мужчина буквально сминает мои губы, кусает, нарочно делая мне больно, и при этом не отпускает. Его свободная рука ползет по моей талии, спускается все ниже и сжимает бедро, кажется, останется синяк. Макс чуть ли не впечатывает мое тело в свое, настолько сильно, что я не могу дышать.

Все прекращается так же внезапно, как и началось. Будто демон, вселившийся в Стравинского, вдруг покинул его тело. Покинул ли?

Максимилиан порывисто отстраняется, и я, наконец, получаю возможность сделать вдох.

- Считай, что это прощальный подарок. А теперь уходи! – рявкает и толкает меня к двери.

Но я не слушаюсь, а наоборот, делаю шаг навстречу Максу. Он рывком хватает меня за плечи и встряхивает, как какую-то тряпичную куклу.

- У тебя есть хоть капля гордости? - ревет мужчина, и в этот момент он похож на дикого разъяренного зверя. – Убирайся, черт возьми! Пошла вон!

Стравинский упорно тащит меня к выходу, несмотря на то, что я сопротивляюсь, как могу, и вышвыривает на улицу, словно нашкодившего котенка. Или наскучившего?

Напоследок он захлопывает дверь прямо перед моим носом. От неожиданности зажмуриваю глаза. Пытаюсь отдышаться, но ком в горле не позволяет этого сделать.

- Ма-акс! - кричу истошно в закрытую дверь и яростно бью по ней кулаками.

В ответ слышу лишь затихающий звук быстро удаляющихся шагов.

Вот и все?!

Поворачиваюсь спиной к двери и медленно сползаю вниз, прямо на ледяное, припорошенное снегом крыльцо. Горло душат слезы, они стекают по щекам, оставляя тонкие дорожки, и капают мне на одежду. Глаза застилает туман обиды.

Все же не может вот так закончиться?! После того, что было... Нет, только не сейчас...

На следующий день. Карина

Запахи больницы проникают в нос, лишая возможности мыслить здраво. С детства боюсь врачей, какая-то странная фобия. Но все же иду по длинному светлому коридору в нужное мне отделение.

На медицинском посту меня останавливает медсестра:

- Вы к кому? Время для посещений закончилось, - тоненько говорит она.

- Анатолий Стравинский в какой палате? - отрешенно спрашиваю я.

- В реанимации, - с ходу отвечает она, будто тут все только о нем и говорят. - К нему вообще никого не пускают, извините, - пожимает своими хрупкими плечиками.

- Могу я поговорить с его лечащим врачом?

- Михаил Петрович в ординаторской, - показывает рукой на кабинет, и я, не теряя времени, иду в том направлении.

Уверенно стучусь в дверь и тут же ее открываю. Широко улыбаюсь сидящему в кресле мужчине средних лет. Врач смотрит на меня поверх своих очков, а рука так и замирает над историей болезни, которую он заполнял, пока я не помешала.