Сергей Зотов - Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

127. Мистическая мельница. Ульм (Германия), ок. 1470 г. Ulm. Ulmer Museum. № AV 2150

Мистическая мельница — один из немногих сюжетов, в котором гибридное изображение евангелистов сохранялось до XV в. Сверху Матфей, Марк, Лука и Иоанн сыплют из мешков зерно — Слово Божье. Два мельничных жернова олицетворяют Ветхий и Новый заветы. Их вращают двенадцать апостолов, которые проповедовали Евангелие по всей земле (в некоторых версиях сюжета мельницу приводят в движение четыре реки рая). В итоге из мельницы выходят гостии, которые в чаше для евхаристии пресуществляются в тело Христово. Чашу держат четыре Отца Церкви — Амвросий, Иероним, Августин и Григорий Великий.

128. Абрахам Блумарт. Четыре евангелиста. Нидерланды, ок. 1612–1615 гг. Princeton. Princeton University Art Museum. Fund y1991-41

Перед тем, как вовсе отказаться от зооморфных символов евангелистов, художники Нового времени постепенно вытеснили их на периферию изображения. Здесь лев Марка притаился под столом, орел Иоанна ютится на полке для посуды, а бык Луки и вовсе не поместился в кадр целиком, однако уже успел опрокинуть копытом бутыль с анализами мочи (Лука порой изображался со склянкой урины, поскольку считался патроном врачей).

Ириней Лионский во II в. утверждал, что четыре Евангелия, истинные столпы, на которых воздвигнута Церковь, соотносятся с четырьмя сторонами света. Потому «невозможно, чтобы Евангелий было числом больше или меньше, чем их есть. Ибо, так как четыре страны света, в котором мы живем, и четыре главных ветра, и так как Церковь рассеяна по всей земле, а столп и утверждение Церкви есть Евангелие и Дух жизни, то надлежит ей иметь четыре столпа, отовсюду веющих нетлением и оживляющих людей».

Помимо евангелистов, четырех «животных» из Апокалипсиса соотносили с этапами жизни Христа (рождаясь он — человек, умирая — жертвенный телец, во время воскресения — лев, а при вознесении — орел) и с четырьмя «классами» обитателей земли: дикими зверями (лев), домашними животными (телец), птицами (орел), и, наконец, людьми.

Если не считать евангелистов, гибридные создания, сочетающие в себе черты человека и зверя и тем нарушающие естественный, т. е., как считалось, установленный Богом, анатомический порядок, в Средневековье чаще всего ассоциировались с миром тьмы. Но порой странные гибриды или животные с необычными атрибутами, которые легко могли оказаться «портретами» Сатаны или кого-то из его подручных (папы римского — с точки зрения еретиков или еретиков — с точки Римской церкви), служили для противоположных целей — помогали запечатлеть в памяти евангельскую историю.

Иначе говоря, они исполняли роль мнемонических образов. Средневековье унаследовало от Античности набор приемов, призванных укрепить естественную память человека. Основной принцип «искусства памяти» состоял в том, что отдельное слово, логический аргумент или целую историю с множеством деталей и персонажей легче запомнить, превратив в визуальные образы. Эти образы следовало мысленно расположить между колоннами храма, в собственной комнате или в каком-то еще хорошо знакомом пространстве. А затем, чтобы «разархивировать» информацию, предстояло внутренним взором просканировать свои «чертоги разума», переходя от одного образа к следующему.

Чтобы накрепко запечатлеться в памяти, эти образы требовалось сделать максимально необычными — прекрасными или, наоборот, отталкивающими, устрашающими или комичными. Представим, что защитнику, выступающему в суде, нужно запомнить обстоятельства дела: обвинение утверждает, что его клиент отравил свою жертву, чтобы получить наследство, и что у преступления было много свидетелей. Один из самых влиятельных античных трактатов по «искусству памяти», известный как «Риторика для Геренния» (I в. до н. э.), рекомендовал поступить следующим образом: «Если мы лично знали человека, о котором идет речь, представим его больным и лежащим в постели. Если же мы не были знакомы с ним, выберем кого-нибудь на роль нашего больного, только не человека из низших классов, чтобы мы могли сразу его вспомнить. У края постели мы поместим подзащитного, держащего в правой руке кубок, в левой — восковые таблички, а на безымянном пальце этой руки — бараньи яички. Благодаря этому образу мы запомним человека, который был отравлен, наличие свидетелей и возможность получения наследства. Кубок напоминал бы об отравлении, таблички — о завещании, а бараньи яички ( testiculos ) — о свидетелях ( testes )».

В Средневековье «искусство памяти», конечно, было поставлено на службу библейских штудий и церковной проповеди. Ведь память воспринималась не просто как склад познаний, хранилище опыта и подспорье для оратора, а как активная сила, способная преобразить человека и направить его на путь спасения. Помнить и вспоминать можно (и нужно!) было не только о том, что сам человек видел, слышал и пережил, но и о страстях Христовых. Благодаря усилиям памяти, подкрепленным воображением, верующий должен был впитать в себя евангельскую историю, словно он сам был ее свидетелем. Помнить нужно было не только о прошлом, но и о будущем — о своем смертном часе, а также о рае и аде, которые ждут на том свете души умерших. Чтобы, помня об аде, уверенно выбрать рай — и жить соответственно.

Первая из фигур, открывающих «Искусство запоминания», резюмирует шесть первых глав Евангелия от Иоанна.

Птица, сидящая на голове орла-евангелиста, и две головы, вырастающие справа и слева, — это образ Троицы и Слова, через которое был сотворен мир: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1:1).

Мандолина, повисшая на груди, напоминает о свадьбе в Кане Галилейской, где Иисус превратил воду в вино, а свисающие из-под нее кошельки — о том, как он изгнал торговцев из Иерусалимского храма.

Красный овал на причинном месте орла — это указание на Никодима — одного из фарисеев, который последовал за Христом. Сам овал символизирует рану, оставленную на теле Иисуса копьем римского сотника, а рана, видимо, напоминает об участии Никодима в снятии Иисуса с креста и его погребении.

Ведро у ног орла — это история о том, как Иисус попросил у самаритянки испить воды из колодца.

Рыба на правом крыле евангелиста — символ купальни, где Иисус исцелил парализованного, сказав ему «встань, возьми постель твою и ходи» (Ин. 5:11).

Наконец, «натюрморт» на левом крыле — это пять хлебов и две рыбы, которыми Христос накормил 5000 человек, а круг с крестом — символ евхаристии, хлеба, превращающегося в тело Христово — пищу спасения.