Сергей Зотов - Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

237. Мария на родильном ложе. Кёльн (Германия), ок. 1340 г. Nürnberg. Germanisches Nationalmuseum. № Pl.O.18

Довольная Мария полусидит на своем ложе со смеющимся младенцем. Это воплощение уютного материнства идеально подходило для медитаций — как монахинь, так и мирянок. Скульптура не круглая, так что с одной стороны она должна была к чему-то прислоняться (видимо, ее ставили в нишу-святилище).

238. Дева Мария с Иисусом. Германия, вторая половина XIV в. New York. The Metropolitan Art Museum. № 17.190.182

Крайне редкий сюжет. Дева Мария кормит наполовину спеленутого младенца, при этом на коленях у нее лежит его колыбель. Вероятно, эта статуэтка использовалась для такого же домашнего/келейного культа, как и маленькие колыбельки. Об этом свидетельствуют и ее небольшие размеры (31,8 см в высоту).

Благочестивые практики, которые должны были помочь женщинам ощутить мистическое единение с Марией и Иисусом или даже самим испытать божественное материнство, тем самым придавали более высокий статус и обычному материнству, с его скорбями, радостями и заботами.

Дева Мария, конечно, не была единственной матерью в средневековом искусстве (239, 240). Самая интересная (и зачастую самая незаметная для современного зрителя) метаморфоза на исходе Средневековья происходит не в сценах Рождества Христова, а на изображениях, где Анна рожает Марию, а Елизавета — Иоанна Крестителя. В них буквально вторгается огромное количество бытовых деталей — эта перемена, на первый взгляд, кажется незначительной, но на самом деле очень важна. Благодаря ей изображения священных родов сближаются с опытом реальных женщин — заказчиц манускриптов, алтарей и других произведений искусства; а этот опыт, сближаясь с сакральным, превращается в нечто ценное, встраивается в историю спасения и становится из приватного публичным.

Как правило, такие образы заказывали дамы из знатных и состоятельных семейств. Поэтому матери Девы Марии и Иоанна Крестителя рожают их в уютных, а иногда и роскошных интерьерах: с дорогими тканями, занавесями, горящим камином и множеством служанок. Вместо кровати и колыбели, которыми чаще всего исчерпывалась обстановка на более ранних изображениях, зритель видит богато обставленные покои (241–243).

239 (XXXII). Джон Литгейт. Жития свв. Эдмунда и Фремунда. Великобритания, ок. 1434–1439 гг. London. British Library. Ms. Harley 2278. Fol. 13v

Св. Эдмунд (англосаксонский король IX в., причисленный к лику святых) появляется на свет в маленькой, уютной, богато обставленной комнате. Его мать, королева Сивара, лежит в кровати с пологом, ее окружают то ли служанки, то ли придворные дамы с едой и питьем. В камине пылает огонь, перед ним сидит еще одна женщина с маленьким, едва заметным Эдмундом на коленях.

240 a. Эгертонское Бытие. Великобритания, первая половина XIV в. London. British Library. Ms. Egerton 1894. Fol. 12v

В Библии рассказывается, что Ревекка, жена Исаака, родила близнецов Исава и Иакова, причем Иаков вышел из ее утробы, держась за пятку Исава (Быт. 25:24–26). Эта расстановка сохранена в обеих миниатюрах, но если в Эгертонском Бытии зритель смотрит на достаточно реалистичную картину родов (Ревекка на кровати, ее лицо искажено от боли, повитуха наклоняется и засовывает обе руки под одеяло, ассистируя во время потуг), то в Морализованной Библии и само рождение, и действия повитухи носят условно-символический характер. В нижней части страницы дается типологическое толкование родов Ревекки: она олицетворяет Мать-Церковь, Иаков — христиан, а Исав — врагов Церкви.

240 b. Морализованная Библия. Франция, Италия, XIV в. Paris. Bibliothèque nationale de France. Ms. Français 9561. Fol. 19r

С родами в Средние века был связан ряд особых приготовлений и ритуалов. Они включали в себя изоляцию женщины перед этим важным событием, во время самих родов и примерно на месяц (этот период заканчивался проведением очистительной молитвы) после них. За редкими исключениями, на миниатюрах и прочих позднесредневековых изображениях роды происходят в замкнутых интерьерах без окон. Это отголосок тогдашнего обычая держать окна и ставни в покоях роженицы плотно закрытыми (как правило, они открывались только через две недели после появления ребенка на свет). Тогда полагали, что воздух и свет могут повредить женщине и даже привести к ее смерти. Конечно, такие церемонии были доступны только богатым дамам, которые имели возможность рожать в отдельной комнате и отдыхать длительное время после родов, а не крестьянкам, вынужденным сразу идти работать. Так что сцены Рождества Богоматери, Иоанна Крестителя и других святых отражают не просто женский опыт, а опыт женщин, принадлежавших к высшим сословиям.

241 a, b. Джотто. Рождество Девы Марии. Фреска в Капелле Скровеньи, Падуя (Италия), 1304–1306 гг.

Джотто одним из первых художников подробно изобразил комнату роженицы. Зритель словно переносится в театральный зал, где на сцене есть три стены, а четвертую сняли, так что можно заглянуть внутрь дома. Как это часто случалось в средневековой иконографии, маленькая Дева Мария изображена дважды: мы видим, как ее передают св. Анне, которая лежит в постели, а потом — как повитуха прочищает ей носик. Интерьер еще очень прост, но в нем уже появляются бытовые детали: яркое полосатое одеяло, каркас, на котором висит занавес кровати, и т. д.

Роды — это событие, которого одновременно ждали и боялись, ведь в Средневековье смертность при них была очень высокой. Большую часть своей жизни замужняя женщина проводила в состоянии беременности. И каждая, приближаясь ко дню появления ребенка на свет, думала не только о мучениях, которые ей придется пережить, но и о вполне вероятном исходе — смерти: своей, ребенка или обоих. Конечно, невозможно точно подсчитать, какое количество женщин в Средние века умирало при родах, но, по некоторым данным, во Флоренции в начале XV в. примерно одна пятая смертей молодых замужних женщин так или иначе была связана с беременностью или родами. Страдания на лицах св. Анны и св. Елизаветы отражали эти печальные мысли и ожидания, однако в целом такие сцены выглядели воодушевляюще: все уже кончилось, все хорошо, мать жива, ребенок жив, вокруг помощницы, семья и достаток (244–246).