Сергей Зотов - Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

«И воскликнула бабка, говоря: Велик для меня день этот, ибо я узрела явление небывалое. И вышла она из пещеры, и встретила Саломею, и сказала ей: Саломея, Саломея, я хочу рассказать тебе о явлении чудном: родила дева и сохранила девство свое. И сказала Саломея: Жив Господь Бог мой, пока не протяну пальца своего и не проверю девства ее, не поверю, что дева родила. И только протянула Саломея палец, как вскрикнула и сказала: Горе моему неверию, ибо я осмелилась искушать Бога. И вот моя рука отнимается как в огне».

В другом апокрифическом тексте Дева Мария сама разрешает повитухе проверить, девственница ли она:

«Гелома приблизилась к Марии и сказала Ей: „Позволь мне прикоснуться“. И когда Мария позволила, женщина громко воскликнула: „Господи, Господи, умилосердись надо мной, я никогда не подозревала и не слышала ничего подобного; грудь Ее полна молока, и у Ней Дитя мужского пола, хотя Она девственница. Ничего нечистого не было при зачатии, и никакой болезни при рождении. Девственницей Она зачала, девственницей Она родила, и девственницей Она остается!“».

Роды в христианской теологии понимаются двояко. С одной стороны, это последствие Божьего повеления плодиться и размножаться:

«И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею…»

С другой — наказание Еве и ее дочерям (то есть всем женщинам) за грехопадение:

«Жене сказал: умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей»

Поскольку Дева Мария — вторая Ева, полностью искупившая грех первой, ее роды должны были быть полностью безболезненны. Еще Августин, обращаясь к Богоматери в одной из своих проповедей, писал: «Зачиная, ты была чиста, в родах у тебя не было боли». А Фома Аквинский приводил научные (конечно, по представлениям своего времени) аргументы, объяснявшие безболезненность родов Девы:

«Боли при родах происходят от того, что младенец открывает проход из матки… Христос вышел из закрытой матки своей Матери и, следовательно, не открывал прохода. Потому в этих родах не было боли, не было никакого повреждения…».

Любопытный парадокс заключается в том, что хотя Рождество Христово — это главная сцена родов в средневековом искусстве, мастера всегда изображали не сам процесс, а то, что происходит после. Это и понятно, ведь роды были чудесными и, по словам Бригитты Шведской, мгновенными, так что невозможно понять, как именно они происходили. Потому в сценах Рождества нет никаких страданий, мук или физической боли — только счастливый исход (227, 228).

226 (XXIX). Часослов. Париж (Франция), ок. 1420 г. Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. Ms. 57. Fol. 84r

Из легенды о Саломее-повитухе в Средние века выросла история о св. Анастасии — женщине благородного происхождения, лишенной рук. После того, как она пришла поклониться новорожденному Иисусу, Бог даровал ей исцеление. На этой миниатюре Анастасия с нимбом стоит за Девой Марией, а ангел несет ей новые кисти.

227 (XXX). Миссал св. Гутлака. Великобритания, ок. 1020 г. Rouen. Bibliothèque municipale. Ms. 274 (Y.6). Fol. 32v

Ранние изображения Рождества обычно показывают Деву Марию на ложе, а младенца отдельно от нее. Здесь рядом с ним сидит св. Иосиф, а повитуха с нимбом поправляет подушку под головой Богоматери. Возможно, нимб объясняется тем, что перед нами Зелома — повитуха, которая с самого начала не сомневалась в чудесном характере Рождества.

228. Никколо ди Томмазо. Рождество. Флоренция (Италия), ок. 1375 г. Philadelphia. Museum of Art. № Cat.120

В центральной части триптиха художник изобразил не только видение, явленное св. Бригитте Шведской, но и саму святую (в правом нижнем углу). На момент написания этого Рождества она еще не была канонизирована, и потому вокруг ее головы не сплошной золотой нимб, а лучи, как у блаженной (см. тут). Рядом с Богоматерью аккуратно разложены снятые туфли, плащ и платок, как и указывается в видении.

Тема родов — и уже родов тяжелых, мучительных — возникает в богословских комментариях к житию Девы Марии в самый неожиданный момент. Распятие — одно из ключевых событий евангельской истории, которое средневековые мастера изображали бессчетное количество раз. Однако до XIII в. Мария обычно просто стоит у подножия креста. Ее жесты скорбны, но сдержанны, и все говорит о непоколебимой вере и силе Девы. Однако затем все чаще начинают появляться образы, где она ослабевает, закрывает глаза и даже падает в обморок, а Иоанн Евангелист или женщины поддерживают ее. В XIV–XV вв. почти все изображения голгофской казни включают фигуру скорбной Богоматери.

Обморок Девы Марии на Голгофе напоминает о ее материнстве и о боли, которую ей пришлось испытать. Ее сострадание (compassio) — это соучастие в страданиях Христа. В свою очередь, верующие (особенно женщины), которые стремились уподобиться Богоматери и через нее приблизиться к Христу, так же подражали ее страданиям, как и страданиям ее сына (229, 230).

При этом обморок Марии — это не только реакция на смерть Иисуса, но и напоминание о боли родов. Сцена, где Богоматерь падает в руки спутников, символически отсылает к Рождеству, где она, окруженная повитухами, рождает Спасителя. Так на Голгофе она снова становится матерью.

В Евангелии от Иоанна (19:26–27) рассказывается о том, как перед распятием «Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил [т. е. самого Иоанна], говорит Матери Своей: Жено! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял Ее к себе». Амвросий Медиоланский (IV в.) видел в «усыновлении» Иоанна символ Церкви, ведь она тоже мать всем верующим, которые у креста становится ее сыновьями. Конечно, у него речь скорее шла о духовном, а не о физическом материнстве. Однако бенедиктинский аббат Руперт из Дойца (ум. ок. 1135 г.) прямо уподобил муки Марии на Голгофе боли, которую женщины испытывают во время родов. Он ссылался на другой фрагмент из Евангелия от Иоанна:

«Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир. Так и вы теперь имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас…» (Ин. 16:21–22).