Дмитрий Карасюк - История свердловского рока 1961-1991 От «Эльмашевских Битлов» до «Смысловых галлюцинаций»

Публика расходилась страшно воодушевленная увиденным и услышанным. Саша Коротич записал часть выступлений на маленький магнитофон: «Когда мы, в полном восторге от увиденного, после концерта сели в парке Энгельса на лавочку и включили запись, мы услышали какой-то телефонный скрежет, как будто очень плохие музыканты играют очень плохую музыку. Разочарование было страшным, особенно на фоне нашего свежего феерического впечатления от фестиваля».

Фестиваль закончился. Музыканты разъехались по домам. Аппаратуру развезли по местам ее постоянного базирования. Но страсти вокруг праздника музыки не улеглись. На следующий день, в воскресенье, по вопросу мероприятия в ДК «Автомобилист» экстренно собралось бюро обкома ВЛКСМ, куда выдернули Сашу Долгова: «Сначала меня Олюнин песочил, потом передал зав. идеологическим кабинетом ВЛКСМ Валентину Киселеву, который и производил разбор полетов. Тексты исполнявшихся песен были записаны им от руки в блокнот на концерте. Мне было поставлено в вину, что я не посетил такое важное мероприятие, не осуществил идеологический контроль. Прицепились, например, к словам: «Не хочу быть серым милиционером…», неоднократно повторяли их, но ничего серьезнее предъявить не могли. Я предложил собрать в студенческом клубе всех участников концерта, чтобы представители обкома сами разъяснили, что же такого криминального в их творчестве. Мысль пришлась по душе, потому что давала обкомовцам галочку в отчете: «Проведена выездная встреча…»»

В институте узнали об обкомовском совещании случайно и несколько фантасмагоричным образом. В понедельник Олег Ракович принес несколько фотографий и заметку о фестивале в областную молодежную газету «На смену!». Ответственный секретарь редакции брать материал наотрез отказался. Произошел следующий странный диалог (в изложении самого Раковича):

«— А зачем вы это нам принесли?

— Интересное же событие, впервые в городе…

— А вы — член комсомола?

— Конечно!

— А про комсомольскую дисциплину знаете?

— Знаю и соблюдаю…

— Вчера специальное заседание обкома ВЛКСМ, рассмотрев данное мероприятие, постановило, что его не было.

— И что?

— Его не было. Значит, публиковать материалы о том, чего не было, мы не можем. Не будем».

Уральские комсомольцы отличались завидной легкостью в обращении с историей. К фальсификациям этой науки в СССР относились с пониманием, но чтобы вот так запросто «отменить» событие вчерашнего дня… Подобной ловкости рук можно было только поучиться.

В оргкомитете завершившегося фестиваля тем временем заседало жюри, куда входили в основном члены институтского комитета комсомола и представитель горкома. По словам председателя Игоря Миляева, результаты фестиваля «должны были соответствовать хотя бы на уровне жюри неким идеологическим требованиям того времени». Горкомовец потребовал для ознакомления тексты всех исполнявшихся песен, из-за этого решение и запоздало. Крамолы в стихах не нашли, можно было голосовать. Мнения судейской коллегии разделились между «Урфином Джюсом», «Треком» и «Р-клубом». С минимальным перевесом специальный приз жюри присудили «УД».

9 июня Пантыкин радостно сообщил всем, что на фестивале победил «Урфин Джюс». В качестве доказательства он предъявлял диплом с подписью секретаря комитета ВЛКСМ и большую фотографию Богатикова, являвшуюся, по словам Саши, главным призом! Омрачало это ликование только то, что почти все остальные участники событий в ДК «Автомобилист» о существовании жюри и о его решении и не подозревали.

«На фестиваль нас взяли, как клоунов, — вспоминает Егор Белкин. — Все такие серьезные, а мы на их фоне мило дурачились на сцене. Но получилось нехорошо: нам достался приз зрительских симпатий. Это так взбесило Сашу Пантыкина, что он пробил себе приз жюри. По рассказам оргкомитетчиков, Пантыкин устроил страшный скандал, апеллируя к тому, что главный приз получила никому не известная группа, не имеющая никакого отношения к архитектурному институту. Впрочем, «Урфин Джюс» к Арху тоже никак не относился, но Пантыкин решил, что в падлу оказаться позади каких-то пришлых. Тихой сапой первую премию присудили «УД» через два дня после окончания фестиваля, задним числом. После этого я понял, что такое шоу-бизнес».

Свидетельство Александра Коротича подкрепляет вышеизложенные слова: «Пантыкин был возмущен, что какой-то «Р-клуб» занял первое место, и пролоббировал себе приз жюри».

Через 34 года после описываемых событий Пантыкин давал любой свой зуб на выбор за то, что он в этом награждении был абсолютно ни при чем. Нет смысла переубеждать кого-то из участников этой давней истории. Пусть каждый остается при своем мнении и при своих зубах.

Вечером 9 июня участников фестиваля пригласили на собрание в клуб Арха. Явились представители «Урфина Джюса», «ЗГБ», «Перекрестка» и комитета комсомола, всего человек пятнадцать. Каждого попросили высказаться. При этом в углу сел бдительный комсомолец Киселев из обкома и стал записывать выступления. Не удивительно, что все говорили очень осторожно, мол, ничего страшного в роке нет, это позитивное явление. Долгов отстаивал право архитектурного института, как творческого, проводить на базе студенческого клуба эксперименты по поиску новых, современных музыкальных форм.

Стали разбирать отдельные выступления. «Битс» разгромили в пух и прах, «Затянувшемуся ожиданию» досталось за слабость текстов и откровенную эстрадность, «Перекрестку» — за абстрактное музицирование. «Р-клуб» пропесочили за эффектные позы солистов и за то, что они заставили весь зал почтить память Джона Леннона. «Урфин Джюс» и «ЗГБ» похвалили. Первых — за профессиональное мастерство исполнителей и идейность текстов, вторых — видимо, как хозяев. Перешли к «Треку»… «И тут встал балагур и весельчак Саша Плясунов, — вспоминает Олег Ракович, — и, явно не понимая, где он находится и что здесь присутствуют ответственные товарищи, произнес монолог. Мол, я представитель белого и чистого рока, а вот когда он слушал «Трек», ему хотелось поднять руку и кричать «Хайль Гитлер»». Начались прения.

На отсутствовавший «Трек» навалились скопом. Многие поддержали Плясунова и нашли в музыке «Трека» что-то фашистское: она, дескать, грубо сколочена, однообразна, вокал мертвый, механистичный, неживой. Настю назвали «роковой женщиной» (в этом нашли нечто предосудительное). Кто-то сравнил черную кожу костюмов «Трека» с нацистской формой. Выступление «Трека» было разгромлено в пух и прах, прежде всего в идеологическом плане! Пантыкин в обсуждении осудил творчество «Трека» с концептуальной точки зрения. Принципиальный лидер «Урфина Джюса» не смог поставить человеческие отношения выше музыки. Для своей «искусствоведческой» критики он выбрал не самое подходящее место, и она стала частью идеологического шельмования. В журнале «Трека» появилась запись о предательстве Пантыкина. 12 июня Димов бросил это обвинение ему в лицо. Конфликт между двумя группами перестал быть чисто творческим…