Дмитрий Карасюк - История свердловского рока 1961-1991 От «Эльмашевских Битлов» до «Смысловых галлюцинаций»

Комитет комсомола САИ объединял более тысячи студентов и обладал правами райкома, то есть мог самостоятельно проводить массовые мероприятия. Официально заявленная причина проведения фестиваля была наивно-похвальной: мы хотим изучить творческое явление, познакомить с ним студентов, чтобы они знали о нем не по слухам. Тогдашние законы разрешали в научных и учебных целях препарировать любое явление.

Был создан оргкомитет фестиваля, куда помимо Баранова вошли заместитель секретаря комитета ВЛКСМ по идеологии Игорь Миляев, редактор стенгазеты «Архитектор» Коротич и руководитель институтской фотохроники Олег Ракович. Работа закипела. Прежде всего, продумали эшелонированную идеологическую оборону. Миляев личной подписью и печатью институтского комитета комсомола заверял тексты песен участников фестиваля, давая, таким образом, разрешение на их исполнение. Обком ВЛКСМ об этом в известность благоразумно не ставили: тамошний секретарь по идеологии Виктор Олюнин славился суровостью к любым сочетаниям букв, казавшихся ему хоть в малейшей степени неблагонадежными. Тяжелая артиллерия в виде Долгова держалась в запасе: «Мы изначально с Геной распределили свои роли. В случае чего, мне надо было всех прикрывать, а для этого самое удобное — находиться в неведении, что происходит. То есть по плану мне на фестивале надо было не быть, я на нем и не был. Но полную ответственность мы брали на себя и ручались за идеологическую выдержанность мероприятия».

Процедурно все оформлили правильно. Формально фестиваль был внутривузовским мероприятием, билеты на которое не продавались, а распространялись среди студентов. Да, это был вызов системе, но вызов грамотно организованный.

Место для проведения сомнительного, с идеологической точки зрения, мероприятия выбрали соответствующее. Дворец культуры «Автомобилист» располагался в бывшем здании Свято-Троицкого собора и пользовался репутацией элитарно-культурного заведения с легким запашком фрондерства. Его директор Леонид Быков умудрялся в своем ДК показывать фильмы полузапрещенного Тарковского и устраивать концерты подозрительных бардов. На предложение провести невиданный в закрытом Свердловске рок-фестиваль он повелся с энтузиазмом. Профком САИ оплатил аренду, и трехсотместный зал был готов стать уральским Вудстоком.

Коротич изготовил эскиз билета с готической буквой R, краешек которого представлял собой отрывной талон для зрительского голосования. Ракович фотоспособом напечатал 300 таких билетов. Никакой рекламы фестивалю делать не стали — лишняя огласка организаторам могла только помешать.

Группы приглашались методом сарафанного радио и по знакомству. Предварительного прослушивания не было, но тексты на утверждение в комитет комсомола артистами подавались. Коротич спустя 25 лет так описывал нервный процесс согласования репертуара: «Главная проблема подготовительного периода была связана с так называемой «литовкой». Для сельскохозяйственных работников уточняю: «литовкой» в то время называли вовсе не инструмент для скашивания травы, а процесс согласования любых публичных текстов на высшем уровне. А как же? Разве можно было допустить попадание идеологически некорректных слов со сцены прямо в неокрепшие студенческие головы? Никогда! Потому-то все эти рокеры носили при себе ворохи исчерканных красными чернилами машинописных листов и сокрушенно вздыхали. Кормильцевские опусы для «Урфина Джюса», как мне помнится, серьезно пострадали (и это несмотря на то, что автором ряда текстов значился классик русского декаданса Валерий Брюсов)».

Но главный «джюс», Александр Пантыкин, 3 июня поговорил с идеологом комитета ВЛКСМ Игорем Миляевым, с которым они вместе учились в музыкальной школе. Тот разрешил старому знакомому выступить. Как бы то ни было, судя по прозвучавшим на фестивале песням, идеологический отсев если и производился, то очень слабенький. Может, и правда, как упоминается в постфестивальном выпуске стенгазеты «Архитектор», отвергались лишь поэтически беспомощные тексты с банальными рифмами типа «любовь-морковь»?

Группы начали усиленно готовиться к фестивалю. Бездомного «Урфина Джюса», которому негде было репетировать, приютил клуб САИ. Открытые по случаю наступившего лета окна клуба выходили прямо на «сачкодром», традиционное место арховских курильщиков и прогульщиков, которые с замиранием сердца внимали музыке «УД». Среди прочих наслаждался ею и третьекурсник Слава Бутусов: «Мы отчетливо слышали, какой там «рубинштейн» происходил: страшные рифы и совершенно фантастический голос. Я не представлял, как выглядит этот великий и ужасный Пантыкин… Мы просто стояли в благоговейном ужасе и предвкушали…»

Огромной проблемой было собрать аппаратуру. Ее свозили практически со всех студий, у кого что было. По словам Баранова, «нашли мужичка, который подпольно сдавал в аренду собственный аппарат гастролерам и кабацким музыкантам. Поговаривали, что он в свое время даже работал звукорежиссером у Высоцкого. Его уломали, выкроили какие-то деньги за аренду. Светом занимался энтузиаст этого дела Владик Малахов. Он собирал приборы своими руками где-то по гаражам на голом энтузиазме». В день фестиваля сцена была достойна киносъемок: стояли 4 клавиши, 5 комбиков, две барабанные установки. Собрали все, что было можно, разорили в этот день все рестораны. Заставить звучать груду железа пытался сам Полковник, но даже он справился с разномастным аппаратом не сразу.

В субботу, 6 июня, музыканты начали съезжаться в ДК «Автомобилист» с самого утра. В зале царила полная неразбериха, все хватались за всё. С двух часов группы-участницы начали репетировать — кто как, сколько позволяли стоявшие в очередь остальные коллективы. Около16.00, когда на сцене разминался «Урфин Джюс», в зал вдруг начали заходить зрители. Пантыкин тут же прервал репетицию и заявил, что он вообще играть не будет. Под угрозой скандала публику, взявшую фальстарт, удалось выставить на улицу.

Вокруг ДК уже царил ажиотаж. Основную толчею создавали те, кто не попал в три сотни счастливых обладателей билетов. Проникнуть в зал без вожделенного кусочка фотобумаги не было никакой возможности — периметр ДК строго контролировался бойцами стройотряда «Марс». Пара самых находчивых безбилетников, одним из которых был Дмитрий «Дикон» Константинов, еще до появления «марсиан» сами встали на дежурство у служебного входа, пропуская лишь тех, кто имел право проходить: музыкантов, техников, членов оргкомитета и ранних обладателей билетов. У последних билеты с важным видом изымались — мол, так положено. Сдав пост настоящим стройотрядовцам, лжеохранники спокойно отправились по изъятым билетам в зрительный зал.