Дмитрий Карасюк - История свердловского рока 1961-1991 От «Эльмашевских Битлов» до «Смысловых галлюцинаций»

Схожие вопросы вставали и перед рок-клубом в целом. Количества групп и музыкантов, представленных на фестивале, уже хватало, чтобы, согласно законам диалектики, начался переход в качество. Но вот в какое? Качество прозвучавшей музыки явно не соответствовало второй половине 1980-х годов. И дело не в квалификации исполнителей — как раз с ней было все более-менее в порядке. Большинство свердловских групп играли музыку минимум десятилетней давности. Причину этого объясняли итоги соцопроса. Среди любимых членами рок-клуба групп чаще всего упоминались убеленные сединами «The Beatles», «Deep Purple», «Led Zeppelin», «Pink Floyd» и «Rainbow». Откуда при таком раскладе взяться актуальным музыкальным идеям? Не удивительно, что мэйнстримом этого фестиваля стал тяжеляк в разных его проявлениях. Хард, арт-хард и хэви-металл три дня полоскали мозги слушателям. Создавалось впечатление, что как только свердловчане узнавали о возможности легального выступления, они первым делом утяжеляли свою программу по самое не могу. Это произошло с «Отражением», со «Степом», с «Урфином Джюсом»…

Но публика явно предпочитала что-то более легкое и современное. Это удивительно, если учесть, что зал наполовину был заполнен самими музыкантами. На сцене люди хотели играть одно, а сидя в зале, бурно приветствовали совсем другое. Во многом благодаря этой поддержке лауреатами фестиваля стали «Чайф», «Наутилус» и «Группа Белкина», чьи программы металлом и не пахли, а также будущий «Кабинет», который и играл что-то тяжелое, но это что-то было наименее архаичным из всего ассортимента металлопроката.

Состав лауреатов стал неожиданностью для многих. Если «НП» уже числился в лидерах, а от Скрипкаря с компанией можно было ждать победы, памятуя о былых заслугах «Трека», то успех Белкина, чей проект считали не более чем сольным наростом на теле «Урфина Джюса», и особенно взлет «Чайфа» оказались сюрпризами для большинства. Фестиваль вообще основательно перетряс все свердловские рок-закрома и смешал подпольные табели о рангах. Легко было мнить себя звездой, музицируя непонятно где и производя альбомы, которые мало кто слышал. Реальный звездный статус — это успех у публики, а путь к зрителям был закрыт. Для 14 групп из 20 фестиваль стал сценическим дебютом, а у их более опытных товарищей концерты можно было пересчитать по пальцам. Показать публике свой материал жаждали все, но не все оказались готовы к тому, что аудитория их творчество по разным причинам может отвергнуть. Многие группы не ожидали сильной конкуренции и того, что публика будет оценивать не их былые заслуги, а созвучность их песен сегодняшнему дню. При свете сценических прожекторов все увидели, что некоторые махры отстали от времени, закуклились и стали просто скучны. Этот тяжелый удар перенесли не все…

В глаза бросалось неумение большинства музыкантов вести себя на сцене и общаться с залом. Осуждать за это никогда не концертировавшие группы нельзя, но подавляющее большинство из коллективов и не старались приблизить себя к публике. Они не говорили со зрителем, они вещали, причем с какой-то убийственной серьезностью. Исключений было всего несколько: «Чайф», «Каталог», «Коктейль», отчасти «Группа Белкина», да еще кордебалет «Наутилуса» старался изо всех сил смягчить юмором серьезные лица своих фронтменов. Публика, сразу чувствовавшая, что с ней говорят на равных, что с ней шутят, открывала уши и души навстречу сцене, с ходу отдавала артистам свою любовь и овации.

Аплодисментами встречали зрители и появление на сцене знакомых лиц, но эти лица с каждым концертом мелькали все чаще и чаще. В половине программ были задействованы бывшие или нынешние участники большой тройки «Урфин Джюс», «Трек» и «Наутилус». Чаще всего подобная вездесущность объяснялась тем, что собственные идеи амбициозных музыкантов не находили выражения по их основному «месту работы». Возникали сольные проекты. А где искать для них музыкантов? Да и зачем? Ведь вокруг столько друзей, разве они не помогут? В результате такого подхода Пантыкин, Белкин и Бутусов выходили на фестивальную сцену по четыре раза, Умецкий и Могилевский — по пять. «Те же клоуны, но в других рубашках», — иронизировал по этому поводу Белкин. Передовиком-многостаночником оказался Назимов: «На первом фестивале я играл в шести группах. Я всегда исходил из того, что, если зовут — надо идти. Из зала удалось посмотреть только последний концерт, да и то не весь». Земин рекорд смог повторить только Илья Кормильцев, чьи тексты звучали в шести программах. Правда, это не помешало ему отсмотреть весь фестиваль.

Участие музыкантов сразу в нескольких проектах было возможно только до тех пор, пока музыка являлась для них всего лишь хобби. Когда через полгода после фестиваля для передовиков начались концерты и гастроли, времени на участие в параллельных проектах стало банально не хватать.

Первый блин, испеченный Свердловским рок-клубом, получился совсем не комом. Да, он был немного тяжеловат и не так румян, как хотелось бы, но вполне аппетитен. Те, кто готов был учиться на своих и чужих ошибках, крепко усвоили фестивальные уроки.

Знаменитая ворона с сыром и гитарой стала эмблемой Свердловского рок-клуба не с первых дней его существования. Над сценой первого фестиваля висел вензель из букв С и Р (Свердловский рок), напоминавший перевернутую ноту и придуманный Ильдаром Зиганшиным. Но ворона в тот момент уже вылупилась из своего рок-н-ролльного яйца. Идея этой пернатой музыкантши возникла у дизайнеров Павла Ковалева и Юрия Чистова. «На научно-техническом совете во ВНИИТЭ, пока нудные дяди толкали доклады за «техническую эстетику», мы с Юркой как бы вели конспекты, а на самом деле что-то свое рисовали, чтобы не заснуть. Приближался фестиваль, и мы как-то случайно придумали эту ворону. Образ был немного с намеком на конформизм. Ворона на гитаре играет, но и сыра своего не упустит. Мол, уральские рокеры хотят играть свое, но при этом с работы не уйдут и бунтовать особо против власти не будут. Точное авторство установить невозможно, потому что рисовали мы оба, отбирая друг у друга бумагу и фломастер».

Первый вариант вороны, размноженный фотоспособом, появился на пропусках- контрамарках. Если зритель в перерыве между концертами шел покурить на улицу, то на выходе ему вручали клочок бумаги с вороной. Попасть обратно в ДК он мог, только предъявив и билет, и птичку. Такая мера была необходима, чтобы ушлые курильщики не выносили собранные у соседей по залу билеты и не проводили по ним левых зрителей.

Озорной персонаж поначалу не был принят «серьезными» музыкантами и очень серьезным президентом рок-клуба, но постепенно как-то прижился. Пернатую причесали и огламурили. Ее более мультяшный вариант, нарисованный уже единолично Ковалевым, появился на афишах и билетах рок-клубовских мероприятий. После быстро ставшей популярной песни «Чайфа» «Белая ворона» многие стали отождествлять ее героиню с птицей с эмблемы. На самом деле геральдическая ворона на несколько месяцев старше песенной. И никогда не была белой.