Михаил Зуев-Ордынец - Говорящий чугун

Трудно вообразить, в каких условиях работали первые каслинские «скульпторы по чугуну». Отдельной мастерской художественного литья не было. К главному корпусу был пристроен жалкий досчатый сарайчик. За чугуном бегали с ковшами чуть не за версту. По вечерам работали с масленками, которые давали больше копоти, чем света.

И все же из мимолетного барского каприза поднялось большое, красивое дело. Каслинские литейщики буквально своими руками подняли его до высот истинного искусства.

В 1900 году весь мир готовился к выставке в Париже. Готовился к ней и маленький заводик, заброшенный в глушь Уральских гор. Каслинцы послали на всемирную парижскую выставку громадных размеров чугунный павильон, отлитый по проекту архитектора Евг. Баумгартенз в изящном восточном стиле. Павильон этот получил на выставке высшую награду. А по возвращении из Парижа в Касли павильон, восхищавший парижан, был брошен на склад, где и пролежал среди хлама и мусора 30 лет, пока не был частично разворован.

Могло быть и хуже. Могли бросить обратно в вагранку, на переплавку. Ведь это тоже товар!

На второй день нашего пребывания в Каслях меня познакомили с заводским скульптором. Тихий и застенчивый старичок. Но я настораживаюсь, услышав фамилию Клодт.

— Скажите, а вы не родня знаменитому скульптору Клодту?

Старичок застенчиво улыбается.

— Я его родный внук. Я здесь работаю заводским скульптором.

Он показывает свои работы — бюст Ленина, статуэтку Дзержинского. Добросовестно, но без огонька. Я вспоминаю смелый творческий порыв пастушонка с «Бежина луга» и, не утерпев, рассказываю о юном скульпторе-самородке. Клодт оживляется:

— Таких самородков в Каслях было не мало. Вот их работы. Простые рабочие, литейщики и формовщики Широков, Торокин, работая над образцами великих скульпторов, сами выросли в законченных художников. Особенно талантливы и оригинальны работы Торокина: — «Поездка кулаков на праздник», «Литейщик за работой», «Углевоз» и друг.

На улице, по дороге от Клодта, встречаю знакомца, того старика-мастера, который водил нас по заводу:

— К нашему старикану Клодту ходил? — говорит он. — Деловой мужик! А только надо прямо сказать, не главное теперь это — лошадки, собачки, вазочки, статуэтки. Может быть, на время эту отливку совсем прекратим. А мы сейчас на рынок другое выбрасываем — тракторные части. Это сейчас понужнее будет. Правда, или нет?

— Правда — соглашаюсь я.

Он доверчиво берет меня под руку:

— А о скульптурных отливках не беспокойся! Погоди, дай срок, опять заграницу удивим!.. …На третий день утром, под проливным дождем, покидаем этот удивительный завод, слава которого, вырвавшись из глухомани уральской, перелетела через моря и материки и домчалась до столиц обоих полушарий.

На Каслинском заводе мы были летом 1927 года…

Однажды ненастной ленинградской осенью, я развернул «Известия» и натолкнулся на небольшую заметку:

СВЕРДЛОВСК, 1 октября (по телегр. от соб. корр). На Каслинском металлургическом заводе (у оз. Касли, 110 км. от Свердловска) возобновляется производство художественного чугунного литья. Мастерство уральских литейщиков некогда славилось далеко за пределами области. Каслинский завод отливали из чугуна изящные статуэтки, тончайшие узоры, барелефы. В последние годы выпуск такого литья почти прекратился. «В настоящее время завод вновь приступил к производству художественного литья и восстанавливает свое модельное хозяйство. По предварительным наметкам, завод выпустит в 1935 г. художественного литья на 200000 руб».

Вспомнились серебряные каслинские озера, пастушонки в березовой рощице, глиняный козел, готовый умчаться в лесную чащебу, вспомнился удивительный чугун, рассказавший нам много чудесных историй, и потянуло неудержимо на Каменный Пояс.

Через неделю я ходил по сумрачному залу музея художественного литья в Свердловске. Вот снова вздыбился передо мною «Медведь» Либериха, роет от ярости землю рогами баховский «Разъяренный зубр», мчится так, что захватывает дух, «Тройка» Лансере, презирающе и ненавидяще улыбается «Мефистофель» Готье, согнулся над верстаком мой любимый «Каслинский литейщик» Торокина. Снова сплетаются чугунные кружева ваз, чаш и ларчиков. А над всем этим встали сквозные, легкие орнаменты баумгартеновского павильона, завоевавшего золотую медаль в Париже. Здесь только части его — фасад и боковые стенки.

Узнаю еще о двух потерях. Последний каслинский скульптор Клодт умер в Кунгуре в 1929 году. Украдена изумительная чугунная цепочка — шедевр литейного мастерства, некогда восхищавшая Менделеева. Кем украдена, когда, где — никто толком не знает.

Но радуют другие вести. Каслинское художественное литье действительно восстанавливается. В Касли уже отправлено 150 моделей старых отливок. Отобрано только то, что отвечает духу, вкусам и требованиям нашего времени. Приступает к художественному литью и гигантский Уралмашзавод. Трое старых каслинских мастеров литейщиков и формовщиков работают на Уралмаше. Они подготовят смену. В стране трудящихся не от кого и незачем таить секреты каслинского литья.

Работник музея художественного литья говорит мне:

— Частенько заглядывают к нам иностранцы, в большинстве инженеры-металлурги. При виде наших экспонатов они приходят в восторг и изумление. Не раз от них приходилось слышать предположения, что это медные отливки, покрытые черным лаком. Они не верят, считают невозможным придать грубому чугуну такие четкие, тонкие и изящные детали скульптурного подлинника.

А мне при этом вспомнились слова старого каслинского литейщика, сказанные восемь лет назад: — «Дай срок! Снова удивим заграницу!» Слова эти начинают сбываться.

Сбываются и другие пророческие слова великого ученого Д. И. Менделеева: Скоро «у всех и каждого на столе появятся образцы чудесной каслинской чугунной скульптуры». Изменяется содержание и формы ее, но претворенная в предметы искусства и нового быта, она займет в нашей стране подобающее ей место.

Значительно позже узнали мы, что на Урале козлом называют обычную косулю.

Бушварик— инструмент формовщика, лопаточка для сглаживания и выравнивания шероховатостей формовочного песка.