Кассия Сен-Клер - Тайная жизнь цвета

Вопрос о том, какие именно части мумий нужно использовать для получения лучших, наиболее насыщенных тонов коричневого — его рекомендовалось использовать в качестве лессировки для передачи прозрачных теней и оттенков цвета кожи, — оставался спорным. Некоторые предлагали ограничиться только мускулами и плотью, другие считали, что кости и даже бинты также нужно перемалывать, чтобы извлечь все лучшее из этого «очаровательного пигмента» [680].

Однако постепенно, к концу XIX века, поставки мумий — как аутентичных, так и фальшивых — сократились. Художникам начало надоедать постоянство и завершенность этого пигмента, а его происхождение вызывало все бо́льшую брезгливость [681]. Художник-прерафаэлит Эдвард Бёрн-Джонс не догадывался о связи между «коричневой мумией» и реальными мумиями до тех пор, пока за ланчем в 1881 году его приятель не поведал, что только что видел, как на одном из москательных магазинов мумию размалывали для того, чтобы сделать из нее краску. Бёрн-Джонс настолько ужаснулся услышанным, что бросился в свою студию, схватил тюбик «коричневой мумии» и «заставил похоронить его тут же, на месте» [682]. Эта сцена произвела глубочайшее впечатление на подростка по имени Редьярд Киплинг, который приходился племянником жене Бёрн-Джонса и также присутствовал на ланче. «До сих пор, — писал он годы спустя, — я могу очертить лопатой то место, где захоронен тюбик, с точностью до фута» [683].

К началу XX века спрос на мумии упал настолько, что единственная целая мумия обеспечивала москательщика пигментом лет на 10 вперед. Лондонский магазин для художников C. Roberson, открывшийся в 1810 году, распродал свои запасы только в 1960-х. «Возможно, у нас и остались какие-то части, валяются где-то, — говорил директор магазина корреспонденту журнала Time в октябре 1964 года, — но их точно не хватит для того, чтобы приготовить краску. Последнюю целую мумию мы продали года три назад, наверное, где-то за три фунта стерлингов. Может быть, и не стоило этого делать. Новых, во всяком случае, нам уже не достать» [684].

Где-то в 1932 году Британский Совет колористов (ВСС) [685]начал работу над амбициозным проектом. Идея состояла в том, чтобы создать стандартизированный каталог цветов с образцами расцветок в виде окрашенных шелковых ленточек для наглядной демонстрации того, как выглядит каждый термин. Методологи ВСС надеялись, что их каталог сделает для цвета «то, что большой Оксфордский словарь [686]сделал для слов» [687]. Он «станет, — писали они, — величайшим достижением современности, способствуя промышленности Британии и всей империи в определении всех цветов» и предоставив таким образом Британии решительное конкурентное преимущество в этой области.

Альберт Генри Манселл, американский художник и преподаватель, работал над трехмерной универсальной цветовой картой-энциклопедией с 1880-х; к первому десятилетию XX века его система была уже полностью функциональной и с тех пор — с небольшими изменениями — широко используется [688]. А. Майерс и М. Р. Пол в 1930 году в Нью-Йорке издали свой «Словарь цветов». Они опирались на работу Манселла, но включили в свое издание и общие, разговорные названия цветов, взяв за образец структуру оригинального «Словаря английского языка» Сэмюэла Джонсона [689]. Издание Майерса и Пола включало страницы с цветными плашками, объемный указатель и краткие информационные статьи по многим распространенным цветам.

Все составители прекрасно понимали сложность стоявшей перед ними задачи. Цвета очень сложно классифицировать раз и навсегда — со временем они могут менять имена; оттенки, ассоциирующиеся с тем или иными цветом (или названием), могут сильно отличаться от страны к стране и от эпохи к эпохе. ВСС понадобилось 18 месяцев на то, чтобы номинировать все цвета и привязать их к образцам. Майерс и Пол трудились над той же задачей годами [690]. Один из оттенков поставил в тупик оба коллектива методологов. Он назывался taupe . Вообще-то это французское слово, его значение — «крот». При этом, по общему мнению, кротовый мех имел «темно-серый цвет с холодным оттенком», а точной расцветки taupe не знал никто, при том что все в общем были согласны с тем, что в целом этот цвет гораздо более коричневый, чем тот, на который имел право крот [691].

Методологи из ВСС предположили, что источником путаницы послужило невежество англоговорящих, не понимающих, что taupe и крот (по-английски — mole ) — два разных слова, обозначающих одно и то же понятие. Майерс и Пол же подошли к проблеме более скрупулезно. Они организовали экспедицию по зоологическим музеям США и Франции, чтобы исследовать всех иностранных представителей семейства Talpa (кротовые), чтобы определить, существует ли логически обоснованная причина для того, чтобы использовать оба этих слова. «Их цвет, безусловно, варьируется, — заключили они, — но то, что, как правило, понимается под термином taupe, представляет собой значительное отклонение от любого цвета, которым может обладать mole». Таким образом, цветовой образец, включенный ими в книгу, был «корректным отображением усредненного фактического цвета французского крота» [692].

Несмотря на усилия по возвращению этого цвета к чему-то напоминающему расцветку животного, давшего ему название, «кротовый» с тех самых пор продолжает издеваться над методологами. Его очень любят представители индустрии красоты и организаторы свадеб. Если бы эти бестрепетные колористы выучили уроки Сэмюэла Джонсона как следует, они наверное, оставили бы эту бесплодную кротовую охоту. Доводя до совершенства справочные статьи для своего словаря в 1755 году, он оставался в достаточной мере реалистом, чтобы понимать тщетность своих усилий. Одно горькое размышление из его предисловия к словарю можно с тем же успехом применить к цветам: «Звуки слишком изменчивы и неуловимы, чтобы подвергать их законодательным ограничениям; заковать в цепи слоги или высечь ветер — обе эти задачи есть проявления гордыни».

О чем вы думаете, когда видите черный цвет? Хотя вернее было бы спрашивать, о чем вы не думаете в этот момент. Немногие цвета могут похвастаться такой же экпансивностью и емкостью, как черный. Взгляните в черноту обсидианового зеркала ( см. здесь), некогда принадлежавшего Доктору Ди [693], — вы никогда не будете знать заранее, кто посмотрит на вас из его глубины. Черный — цвет моды и траура одновременно, он символизировал все — от плодородия до научных знаний и благочестия. В общем, с черным все сложно.