Нея Зоркая - История отечественного кино. XX век

Финальные сцены фильма, когда командир и вернейший его Петька стоят на откосе, когда Чапаев со своим «Врешь! Не возьмешь!» бросается в воду и вокруг головы его, плывущего, теснее и теснее смыкается кольцо пуль, пока голова не уходит под воду, – сделаны и смотрятся на уровне трагедии. Шумная атака красной конницы – цензурно-обязательный победный финал – не помогает: «Захлебнулась винтовка Чапаева…»

Борис Бабочкин

Б. А. Бабочкину посчастливилось пройти и далее долгий и плодотворный творческий путь, хотя славы Чапая ему бы хватило и на два века. Он умер в 1975 году, хоронили его в Москве, в Малом театре, где он работал последние двадцать лет. У гроба, в ногах, стоял постаревший, но по-прежнему верный своему командиру Петька – Леонид Кмит.

Ни Волочаевские дни (1939), ни Фронт (1942) по официозной пьесе А. Корнейчука (где Бабочкин играл уже «правильного» генерала Огнева, а не «стихийного» Горлова, наследника Чапая) даже отдаленно не напоминали Чапаева . Георгий Васильев вскоре скончался, Сергей делал скучные историко-революционные полотна. Братья Васильевы, чье двойное имя было присвоено одной из старейших улиц Ленинграда, Большой Посадской, были украшены всеми советскими регалиями, званиями и призами, но остались создателями одного фильма. Зато фильма эпохального, нестареющего шедевра.

В кинематографе Чапаев имел свой шлейф. Характерной особенностью тематического планирования тех лет были некие «косяки» сходных по типу кинофильмов. Чапаев возглавил целый ряд картин о полководцах Гражданской войны, в них повторялся сюжет «комиссар – командир» или показывался рост стихийного героя под влиянием партии. С центральных студий, Мосфильма и Ленфильма , приемы и схемы переходили на студии республиканские: Александр Пархоменко и Котовский были сняты на Украине, Амангельды – в Казахстане, фильм Его зовут Сухэ-Батор рассказывал о герое Монголии… Все это лишь бледные подражания.

Вскоре, во второй половине 1930-х, когда в приближении вой ны начнется ориентация на «Русь Великую», на историю российских военных побед, революционные герои-самородки сменятся коронованными особами, монархами-объединителями, поборниками централизации: это Александр Невский и Иван Грозный Эйзенштейна, Петр Первый Петрова, Суворов Пудовкина, Богдан Хмельницкий Савченко, Георгий Саакадзе Чиаурели. Последним из таких циклов экранных биографий станет серия о деятелях науки и искусства уже в 1950-е годы ( Академик Иван Павлов, Мусоргский и др.).

5 марта 1935 года Правда опубликовала беседу Сталина с режиссером Довженко. Вождь предложил сделать картину об «украинском Чапаеве». Речь шла о Николае Щорсе, командире Богунского полка, погибшем в возрасте двадцати четырех лет и, в отличие от Чапаева, мало популярном в украинском народе также и после картины, которая вышла в 1940-м.

Чудак Сашко оставался верен себе и своим поэтическим немым лентам Звенигора, Арсенал . Эпизоды фильма связываются не сюжетно, а как бы нанизываются на боевой маршрут полка Щорса: Чернигов, Семиполки, Киев, хутора, зимние дороги и летняя жара со спелыми подсолнухами, крестьянская свадьба во всей ее колоритной красоте украинских народных обрядов, проводы бойцов на селе, похороны командира, когда высоко поднятые руками красноармейцев носилки медленно плывут над степью, а на втором плане вдали мчатся конники…

Евгений Самойлов – Николай Щорс

Но внутри этого поэтического «гайдамацкого» эпоса развертывается «дуэт» основных персонажей-антагонистов – Щорса и старого батьки Боженко. Светлоглазый красавец Щорс в исполнении Евгения Самойлова, всегда подтянутый, в ладной кожаной тужурке, в фуражке, с биноклем на груди, уже совсем не похож на самостийных героев Гражданской войны. Щорс объединяет в себе и политкомиссара, и командира регулярной Красной армии. Лучше было бы его считать «украинским Фурмановым». Чапаевское же начало, нутряной талант, народный ум – все у Боженко, которого мощно и вместе мягко играет Иван Скуратов. Ему отдана вся тоска Довженко по могучему атаману, этакому Тарасу Бульбе. И хотя в действительности оба полководца почти одновременно погибли в боях 1919 года, на экране траурный кортеж провожает старшего, а молодой Щорс уносится со своей конницей в будущее. То есть опять на смену спонтанной народной революционности приходит дисциплина обученной регулярной армии.

Щорс , фильм Александра Довженко

«Руководящая роль партии» – генеральная тема киноискусства первой половины 1930-х. Если историко-революционная эпопея великих киноклассиков вдохновенно воспевала массовый штурм старого мира, творила миф об Октябре как всенародном действе, воплощении вековых чаяний, венце истории, то теперь революция корректируется на экране как процесс, руководимый и направляемый волей большевиков.

Борьбу партии против стихийности, перевоспитание анархиста вслед за Чапаевым должна была раскрывать еще одна картина, далее признанная классической, – Мы из Кронштадта Ефима Львовича Дзигана (1898–1981) по сценарию драматурга Всеволода Вишневского.

Октябрь 1919 года, оборона Петрограда от белого генерала Юденича. В этом году произошли антисоветские восстания на кронштадтских фортах, что войдет даже в официальную историографию. Но совсем не об этом рассказывал фильм Дзигана.

В центре стоял снова «дуэт»: политкомиссар, посланец ЦК, и матрос-анархист. В комиссаре всячески подчеркивалось штатское начало, негероическая внешность, мягкость, тихий голос, в матросе Артеме Бушуеве – хамоватость, наглость, топорные черты лица. Но это в экспозиции. Пройдя вместе путь боевых испытаний, люди сближаются. Ведь городской большевик в бою такой же храбрец, как моряки, а у матроса под корявой внешностью живет благородная нежная душа, готовность к революционной дисциплине и признанию безусловного превосходства над собой коммуниста-воспитателя, – это непременное условие всех фильмов.

Белые вели группу пленных красных моряков на казнь, с камнями на шее их сбрасывали с обрыва. Сцена была патетической без лишнего пафоса: шеренга обреченных под северными соснами, внизу – морская даль Балтики; долгий и горестный звук гитары, утопленной вместе с гитаристом; бескозырки, плещущиеся на волнах, когда все кончено.