Юрий Лотман - Комментарий к роману А С Пушкина Евгений Онегин

В 1820-е годы начали входить в употребление также дилижансы общественные кареты, ходящие по расписанию. Первая компания дилижансов, ходивших между Петербургом и Москвою, была организована в 1820 г. вельможами М. С. Воронцовым и А. С. Меньшиковым не только из коммерческих, но из либерально-цивилизаторских побуждений. Начинание имело успех; Меньшиков 27 февраля 1821 г. писал Воронцову: "Наши дилижансы в самом цветущем ходу, охотников много, отправление исправное" (цит. по кн.: Декабрист Н. И. Тургенев. Письма к брату С. И. Тургеневу. М.-Л., 1936, с. 444). Дилижансы брали зимой по 4 пассажира, летом - 6 и имели места внутри кареты, которые стоили по 100 р., и снаружи (60 - 75 р.). Путь из Петербурга в Москву они проделывали в 4 - 4,5 суток.

Однако основным средством передвижения все же оставались карета, бричка, возок, телега; зимой - сани.

КОММЕНТАРИЙ

Евгений Онегин - выбор названия произведения и имени главного героя не был случайным. На это указывал сам П в обращении к читателям: "Я думал [...] как героя назову" (I, LX, 1-2). Этим выбором определялись жанровая природа текста и характер читательского ожидания. Включение в название, не, только имени, но и фамилии героя, притом не условно-литературных, а реально-бытовых, возможно было лишь в относительно небольшом круге жанров, ориентированных на современное содержание, и создающих иллюзию истинности происшествия. Ср.: "Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов, истинная повесть" (ч. I-IV. СПб., 1791-1792). Такое название возможно было в бытовой повести, содержащей элементы сатирического нравоописания и морализма (в этом случае оно конструировалось из двух частей, соединенных союзом "или", - собственного имени героя и некоторой моралистической сентенции или функционально ей равного элемента, ср.: "Два Ивана, или Страсть к тяжбам", "Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова" Нарежного [1814], "Памела, или Награжденная добродетель" Ричардсона [1740]. Отсутствие "или" указывало на то, что повествование имеет психологический (например, "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, дворянина" Стерна 1760-1767) или приключенческий характер (ср.: "Странные приключения Дмитрия Матушкина, российского дворянина". М., 1796, анонимно). Романтическое повествование предпочитало выносить в заглавие только имя героя. Байрон в "Чайльд Гарольде" специально включил в III строфу первой песни рассуждение об отсутствии указаний на фамилию героя ("Зачем называть, из какой он был семьи? Достаточно знать, что его предки были славны и прожили свой век, окруженные почестями...").

После EO названия такого типа (имя и фамилия "Анна Каренина" - или только фамилия - "Рудин", "Обломов") сделались традиционными. Однако для читателей времени появления пушкинского романа такой тип заглавия был неожиданным и оставлял возможность для различных жанровых реализаций.

Имя "Евгений" воспринималось как значимое и было окружено ярко выраженным смысловым и эмоциональным ореолом. Начиная со второй сатиры А. Кантемира, Евгений (греч, "благородный") - имя, обозначающее отрицательный, сатирически изображенный персонаж, молодого дворянина, пользующегося привилегиями предков, но не имеющего их заслуг (ему противопоставлен у Кантемира Филарет - "добродетельный", незнатного происхождения, но герой и патриот). Сатирический образ щеголя-дворянина дается также в романе А. Е. Измайлова "Евгений, или Пагубные следствия дурного воспитания и сообщества" (ч. 1-2, 1799 - 1801). Детали работы П над первой главой позволяют говорить о его знакомстве с романом Измайлова. Полное имя Измайловского героя Евгений Негодяев - лучше всего характеризует природу той сатирической маски, с которой в литературе XVIII в. связывалось имя "Евгений". Показательно, что, давая герою "Медного всадника" то же имя, П сохранит семантику утраты. Однако если в моралистической литературе XVIII в. "Евгений" - это благородный, утративший душевное благородство, то герой "Медного всадника" - обедневший потомок родовитых предков.

Литературная семантика имени "Евгений" была сатирической и расходилась с бытовой. Здесь "Евгений" воспринимался как в известной мере "монашеское" имя, которое давалось при пострижении в замену таких имен, как Ефимий, Евстигней и др. Ср. игру этими двумя смысловыми оттенками в письме П к Вяземскому 7 ноября 1825 г.: "Архиерей отец Еугений принял меня как отца Еугения" (XIII, 240). Зд. двойное противопоставление: отец (духовный) отец (автор, Евгений ("монашеское имя" в бытовой традиции) - Евгений ("сатирическое" имя в литературе).

Фамилия героя была сконструирована П необычно для литературы той поры. Если герой имел фамилию (что сразу же давало ему черты национальной и эпохальной конкретности, связывая с русской, послепетровской культурой), то принцип наименования, как правило, был таков: коренная часть фамилии, значимая, соотнесенная с характером, + суффикс и окончание, воспринимаемые как признак русской фамилии: "Негодяев" для негодяя у Измайлова, "Чистяков" для чистого сердцем, хотя и заблуждающегося героя у Нарежного, "Мечин" для лихого рубаки, "Ничтович" для скептика, "Стрелинский" и "Гремин" для гусар у А. Бестужева-Марлинского. Избирая фамилию для своего героя, П отказался от принципа значимости, однако сохранил представление о том, что она должна иметь специфические черты литературности и, напоминая реальные фамилии, одновременно быть невозможной вне художественного текста. Оттенок "поэтичности" таких фамилий, как Онегин или Ленский, возникает за счет того, что в корне их повторяются названия больших русских рек, а это решительно невозможно в реальных русских фамилиях пушкинской поры. Среди русских дворянских фамилий начала XIX века имелась определенная группа, производная от географических наименований. Это были, в первую очередь, княжеские фамилии, производные от названий городов и уделов. В XVIII в. возможно было образование реальных фамилий от названий поместий. Однако большие реки в России никогда не составляли собственности отдельных лиц или семей, и естественное возникновение фамилий от гидронимов было невозможно. Фамилии типа "Онегин", "Ленский", "Печорин", "Волгин" (Бестужев-Марлинский А. Второй вечер на бивуаке, 1823) были построены по модели реальных фамилий типа "Мещерский", "Можайский", "Звенигородский", "Барыбин", но в корневой части содержали названия больших русских рек, никогда не принадлежавших ни к чьей вотчине 1.

1 Возможны фамилии от гидронимов - небольших озер (Кашинские от озера Кашинского) или рек (Нелединские от р. Неледины, притока Мологи, на которой находились их вотчины) (Веселовский С. Б. Ономастикон. Древнерусские имена, прозвища и фамилии. М., 1974, с. 142, 217), полностью расположенных в пределах владений данной семьи. Однако и этот случай весьма редок. В дальнейшем фамилии типа "Ленский" или "Волгин" могли появляться как искусственные (у артистов, незаконных детей, в качестве псевдонимов).