Михаил Ромм - О себе, о людях, о фильмах

— Вася, я уз… — бормочет Матвеев и не может договорить.

— Говори, говори… — торопит Василий.

Матвеев облизывает пересохшие губы.

— Вася, немедленно спасай Ильича, — собрав все силы, говорит Матвеев. — Беги скорее, Вася!

В этом диалоге слово «Вася» предложено Ваниным, оно придавало предсмертной реплике особую теплоту.

Еле дослушав, Василий убегает, передав Матвеева на руки чекисту Синцову, который оказывается предателем.

Синцов оттаскивает Матвеева в сторону, одной рукой гладит голову Матвеева, а другой вынимает из кобуры наган.

— Тихо, браток, тихо, — бормочет он, быстро оглядывается и дважды стреляет Матвееву в висок.

Так мы использовали ванинскую поговорку «тихо», но уже в устах предателя.

Ванин мечтал о том, чтобы где-то в конце своей роли напомнить еще раз зрителю и гребешок и «тихо». Но это было невозможно: с момента, когда раскрывается заговор, разумеется, гребешок не мог быть пущен в ход и не для чего было говорить «тихо».

Василий Васильевич, сказать по правде, с некоторой ревнивостью относился к тому, что я передал Синцову искони матвеевское «тихо», но мне удалось убедить его, что в устах Синцова оно прозвучит совсем иначе — трагической издевкой.

— Тихо, браток, тихо, — говорит предатель и стреляет в висок тому, кто с таким ласковым юмором, с таким простодушием, с такой душевной чистотой говорил это «тихо» в самых тяжелых обстоятельствах.

Так заканчивается роль Матвеева в картине «Ленин в 1918 году».

Работа с Василием Васильевичем Ваниным доставила мне огромное наслаждение и дала ряд необычайно ценных практических уроков.

Ванин был актером от головы до пят, но актером особой формации — советским актером. Он никогда не думал только о себе — всегда о сцене в целом; никогда не работал только «на себя», а всегда и на партнера. Если нужно было помочь партнеру, он с такой же изобретательностью, с такой же практической деловитостью набрасывал десятки предложений — маленьких и больших. В тех сценах, где участвовал Ванин, все играли хорошо; он заражал всех своим неизменным оптимизмом, верой в успех, юмором; вокруг него все становилось уютным и выразительным.

Ванин бесконечно любил жизнь, и правда жизни для него была законом искусства. Некоторые считали, что Ванин чересчур уж прост, что искусство его граничит с натурализмом. Это неправда. Он никогда не подражал жизни бессмысленно: каждое его предложение исходило не из желания только рассмешить зрителя или порадовать его характерной жизненной черточкой, но всегда несло глубокую идейную нагрузку, иногда тщательно спрятанную.

Искусство Ванина необыкновенно национально — он русский до мозга костей. Был у меня случай, когда я после «Ленина в 1918 году», снимая картину «Мечта», вздумал попробовать Ванина на роль пана Комаровского, обедневшего «гонористого» польского бульвардье. Ванин превосходно исполнил все заданные этюды и ужасно хотел сыграть эту роль. Но это было решительно невозможно: никто не поверил бы, что он поляк. Что бы ни делал Ванин, он оставался русским. Василий Васильевич даже обиделся на меня, когда я сказал ему, что он не может играть эту роль. А между тем это свойство оставаться русским во всем было одним из драгоценнейших актерских свойств Василия Васильевича Ванина.

Но Ванин был не только подлинно национальным актером, он был еще и народным актером. Я не знаю другого, кто бы так оправдывал звание народного артиста. Он был народным и потому, что сам происходил из гущи простого народа, и потому, что понимал его, и потому, что народ видел в нем «своего», любил его и понимал до конца.

Простота Ванина — это не примитив, это его народный характер. Его добродушное лукавство — это народное свойство. В каждой своей работе Ванин как бы разговаривал с народом и помимо заданных сценарием или пьесой реплик устанавливал со зрителем какое-то свое особое общение, какой-то особый интимный обмен мыслями.

Какую бы роль ни играл Ванин, зритель мгновенно узнавал родные, близкие черты, и поэтому с первого же появления Ванин завоевывал горячую любовь зрителя. Он бы не мог этого добиться, если бы не был до глубины души советским человеком, настоящим коммунистом.

Картина «Первые страницы» [54] Над этим документальным фильмом, посвященным истории воплощения образа В. И. Ленина в советском искусстве, М. Ромм работал на «Мосфильме» в 1969–1970 годах в соавторстве с режиссерами, К. Осиным и С. Линкавым. Картина хранится в Госфильмофонде. посвящена возникновению кинематографического образа Ленина, первым звуковым ленинским фильмам. Их появлению предшествовала двадцатилетняя упорная и вдохновенная работа писателей, поэтов, художников, скульпторов, актеров, драматургов, режиссеров. Она началась с первых дней революции, и сами ленинские картины были только этапом в понимании и отражении великого образа.

Поэтому мы начинаем наш фильм с самых первых попыток художников, писателей, кинематографистов воплотить образ Владимира Ильича. Первый октябрьский Документальный рисунок Ленина был сделан в Смольном в ночь на 25 октября (7 ноября) 1917 года художником М. Л. Шафраном и напечатан тогда же в газете. На этом рисунке у Владимира Ильича нет бороды. Известно, что Ленин был вынужден сбрить ее, чтобы изменить внешний облик, спасаясь от преследований Временного правительства. Но, начиная с работ С. М. Эйзенштейна, искусство воспроизводило образ Ленина в привычном для народа облике. Единственные документальные свидетельства истинного внешнего облика Ильича октябрьских дней — это фотография для нелегального удостоверения на имя рабочего К. П. Иванова, по которому Ленин выехал в Финляндию, и рисунок М. Шафрана. В репродукции рисунок еле различим, и в фильме «Первые страницы» нам пришлось от него отказаться. Но зато сохранился литературный портрет Владимира Ильича тех дней, написанный Джоном Ридом [55] См.: Рид Д. Восставшая Мексика. Десять дней, которые потрясли мир. Америка 1918. М., «Худож. лит.», 1968, с. 366–367. (Б-ка Всемирной литры, сер. 3, т. 174.) в его книге «Десять дней, которые потрясли мир»: «Было ровно 8 часов 40 минут, когда громовая волна приветственных криков и рукоплесканий возвестила появление членов президиума и Ленина — великого Ленина среди них. Невысокая, коренастая фигура с большой лысой и выпуклой, крепко посаженной головой. Маленькие глаза, крупный нос, широкий благородный рот, массивный подбородок, бритый, но с уже проступавшей бородкой, столь известной в прошлом и будущем… Он стоял, держась за края трибуны, обводя прищуренными глазами массу делегатов, и ждал, по-видимому, не замечая нараставшую овацию, длившуюся несколько минут».