Михаил Ромм - Последняя среда

"Последняя среда" – название московского литературного клуба, собрания которого проходят в последнюю среду каждого месяца. Из стихов, звучавших на его вечерах, сложился этот сборник.

Сборник стихотворений "Последняя среда" – одна из составляющих литературного проекта, инициаторами которого стали клуб "Последняя среда", оргкомитет премии "Живая литература", издательство " Э.РА" и литературный сайт Гуманитарного фонда "Подводная лодка".

Проект этот ставит своей целью преодолеть бессодержательность и клишированность, господствующие в современной русской литературе. Он направлен на создание альтернативной независимой среды, которая стимулирует появление произведений, обладающих содержательной новизной, способных доставить читателю эстетическое удовольствие и поддержать в нем надежду.

На фоне общего кризиса культуры (в том числе гуманитарных наук и естествознания) задача эта представляется инициаторам проекта более чем своевременной.

В качестве комментария к стихам добавлены ответы авторов на следующие вопросы:

1. Что, помимо простого желания опубликоваться, побудило Вас принять участие в этом сборнике?

2. Чем, на Ваш взгляд, этот сборник отличается от других изданий подобного рода?

3. Как Вы оцениваете сегодняшнюю ситуацию в русской литературе?

А также статья Михаила Ромма.

Эта одинокая река

Ни во что не ставит берега.

По весне ударится в разлив,

Лето – сохнет, мели оголив.

Средь суровой северной зимы,

Когда в ямы прячутся сомы,

Выползала темная вода

На простор заснеженного льда.

И никто не мог уверен быть,

Где в ней мера и откуда прыть.

Видел я ее издалека.

Так себе, обычная река...

Листопад – слова на ветер,

Не поймешь – не повторят.

Лишь калитка скрипом петель

Ветру вторит все подряд.

Если в дом никто не ходит,

Он один ее поймет.

Он один ее заводит —

То отпустит, то прижмет...

За долгую снежную зиму

Три дворника в нашем дворе

Сорвали лопатами спину.

Последний пропал в январе.

Повсюду глубокие тропы,

И двор наш заснеженно-тих.

И кажется: это – окопы,

И дворники заняли их.

Дворник – это от Бога.

Дворик – это судьба.

Листопад – это много,

Снег – и вовсе труба.

Мы – всего лишь эстеты

В смене года времен,

По погоде одеты,

Нам не писан закон.

Под снежком улыбаться,

По листочкам гулять.

То, чем нам любоваться, —

Им еще убирать.

Говорят, здесь – злые бабы

И священник «голубой».

Мне ходить сюда пора бы,

Как к себе домой.

Обгрызая заусенцы,

В храме не плюют.

Христианские младенцы

Кровь Еврея пьют.

А еще кусками плоти

Заедают натощак.

Боже мой! Как вы живете!

Хорошо-то как!

Редкий случай – слушать дождь

В деревенском доме,

По дорогам не пройдешь,

Телевизор сломан.

Как зарядит дня на три

В стекла и по крыше,

От зари и до зари

Только он и слышен.

Когда еще по Волге пароходы

Колесные ходили – шлеп да шлеп,

И расклешенные штаны последней моды

Мели суглинок юрьевецких троп,

Когда на танцах пели под гитары,

И пары танцевали под оркестр, —

Работали приемы стеклотары,

И тут, и там полно укромных мест

Распить ноль семь, и фабрика гудела

На Первомай, – нарядные, с детьми

Спешили семьи к проходной, и пела

Людмила Зыкина в динамиках с семи:

«Издалека долго

Течет река Волга,

А мне – семнадцать лет...»

Уже тогда с ухмылкой туповатой

Я понимал – все кончится когда-то.

Все кончилось, и высохло весло.

И всем сполна – по первое число.

Мне так легко начать

В классическом размере,

Зачем еще молчать

И повторять потери

Очередного дня,

Ни слова не храня?

Я начинаю снова,

За словом ставлю слово,

Ну, разом, словеса,

Тяните в небеса!

Но что-то не хотят,

Подбросил – не летят.

И только две строки,

Мешавшиеся прежде,

Не подают руки,

Но подают надежды.

Как долго копятся стихи,

Готовя голос к песне,

Они становятся легки

Почти уже на пенсии.

А там, как будто ни о чем,

Разбитые параличом,

И мудрость оказалась

Беспомощной, как старость.

Я уезжаю надолго

И по старинному чувству,

По ощущению долга

Я возвращаю искусству

Может, и вправду не густо,

Может быть, самую малость

Вечно того же искусства,

Чтобы оно не кончалось.

Я уезжаю надолго,

Не ожидаю восторга,

Просто, на память строка

Родине издалека.

Не получилось умней —

Хочется жить изначальней,

Перед рассветом – светлей,

Перед закатом – печальней.

За пеленою туманов,

За чередою обманов,

За облаками – река

Пересекает века.

Может быть, там не найду,

Дважды, совсем выпадая,

Злых унижений в аду

И богадельного рая.

Держу в горсти, в ладошке

Сырой земли немножко,

Доверчиво растет

Ромашка и цветет

В руке, вот этой, верьте:

Нет абсолютной смерти.

Слегка стихотворение

На сквозняке знобит:

Чужое измерение

В любой строке сквозит,

И как бы ни был занят,

Забит земной эфир,

Он постоянно нанят

В потусторонний мир.

Не спутник, не мобильный,

Не замогильный мир,

А путник и старинный,

Как у Платона, пир.

И круговая чаша

Пошла от губ к губам,

Как благодарность наша

Языческим богам.

Недолго и неспешно

И, слава Богу, грешно

Проходит жизнь страны,

В которой мы равны.

Не олигархи, крыши,

Разборки: чья, бля, выше,

Другая правит страсть:

Власть, чтобы честно красть.

Контрольный выстрел, и тогда

Невыспавшаяся звезда

Над ледяною веткой

Становится соседкой.

Неравенство умерших – вздор,

Отставить этот разговор.

Я не служил, и нет привычки

Делить на звезды и на лычки.

В январе звезды разного цвета,

Всех других удивительней эта,

Зеленеет звезда, и не страшно,

Даже если всегда безучастно,

Безучастно, почти без труда,

Ясно-ясно сияет звезда.

Пожелай мне, страна, доброй ночи,

Если прежде братва не замочит.