Казимир Малевич - Том 5. Произведения разных лет

Христиане, победив язычников, обратили их храмы в христианские и поставили на место их Богов Богов своих, поставили свое осознавание беспредметного Мира; по образцу языческих храмов построили церкви.

Если форма храма оказалась соответствующей новому содержанию, то, очевидно, это новое содержание не отошло далеко от здания, в которое вошло новое содержание. Но и современная нам жизнь настаивает на утверждении себя в античном здании. Если и последнее содержание Социализма и Коммунизма найдет возможность своего оформления в античном треугольнике, то приходится признать, что античный треугольник есть вечное гнездо, в котором оформляется всякое содержание — и языческое, и христианское, и Коммунистическое.

Все храмы Христианские могут быть переименованы из Христианского имени в Коммунистические имена. Имена Христианские — имена языческие, они перешли только в новую ступень развития технической стороны Христианского Мировоззрения. Коммунисты носят те же имена; <���но> если содержание Коммунизма другое, то и имена и форма здания должны быть другие, так как новое содержание делает и новый футляр.

Если христианский Владимир нашел возможным стать на место Перуна, то он только стал как заместитель последнего, чтобы продолжать развивать его деятельность в более совершенном виде. Содержание, содержимое, круг познания истины у Перуна был скуден и примитив<���ен>, он сам себя считал Богом грома, Пяруна, Перуна, тогда когда последние явления находятся в едином Боге всего мироздания. С точки зрения Владимира, есть единый Бог и его святые.

Содержание Владимира как представителя единого Бога казалось богаче, истинней. Смена Богов и святых, очевидно, в религиозно-духовном пути происходит по причине познавания Мироздания. И если в этом познавании вскрываются новые обстоятельства, то очевидно, что и ориентация чисто техническая будет другая. Если же новых обстоятельств нет, то и техническая ориентация остается прежней. Отсюда и содержание не увеличивается, не расширяется, может жить и стоять на том же месте.

В общем, в современной Культуре существует три таковых места, которые называются: одно место — религиозное, другое — гражданское и третье — Искусство. С этих трех мест происходит смотрение в ничто, в беспредметность и начинается творческая работа над определением Мироздания. Пытаемся с трех мест определить «ничто», т. е. всякое явление хотим оформить в понятное нам «что».

Отсюда полагаю, что смена Богов и замена одних святых, одних мучеников и героев другими по всем трем местам объясняется последним. Если мы стремимся опрокинуть какое-либо из мест, то не иначе, чтобы водрузить свое место, так что места только опрокидываются, но не смещаются. На опрокинутом все же месте <2 слв. нрзб.> более истинное {смотрение}. Истинное и с большим светлым содержанием. Но как видно, ни одно из мест нельзя опрокинуть, уничтожить, ибо говорится: «На месте храма построим университет, сделаем трибуны. Снимем храм как отставную трибуну и сделаем в не<���м> современную». «Сменим, — сказали христиане, — Перуна и поставим на его место Владимира, несущего истинный свет, т. е. более современный, а в храмах языческих устроим трибуны, амвоны его имени».

Таким образом, церкви еще могут называться и трибунами свят<���ого> Владимира и других, как и Казанский собор — трибуной Плеханова 49 . Поскольку современность стремится утвердить новый свет, т. е. новые узнавания, в рассматриваемом «ничто» — новая трибуна, т. е. новое толкование на старом месте. Эти новые толкования растут из того же места, исторически вырастает заместитель на них и сменяет предшественни<���ка>, меняется вид на сущность в одном случае, в другом вещество неизменно.

Таким образом, ни сущности, ни вещества, ни трех мест изменить не можем, такова наша Культура. Существует три точки как три обстоятельства и четвертая точка или обстоятельство — беспредметность ничто; человеческая попытка соединить три точки с четвертою дают жизнь. Корень и источник жизни заключается в этом соединении и образовании формы. Какую форму подлинную дадут соединения этих трех точек, трудно определить. Я бы определил их квадратной плоскостью и только плоскостью, но не объемом, ибо объем есть только количественное видение на плоскости.

Кубизм является разрушителем идеи вещи, исчезновение предмета освобождает художника и мир, он <���художник> входит в беспредметность действия, снимая ризу художеств, освобождается от Государства, Религии и Церкви, которые не принесут больше свое учение для иллюстрирования в живописи. Освобождение от вещи как предметного сознания суть признак сближения человека с природой. В природе нет предметов, их нет и в человеческом техникуме, мир предметного сознания существует в художнике, и то, что мы называем все тела предметами (общежитие), <���то это> просто так и на том же основании, почему мы называем <���так или> иначе разницы этих тел или предметов.

Существует простое действие самостроения, ничего не копирующего, не подражающего. Плывет река как чистое действие сил не с целью творить предметы и не <���с целью> подражать, но таковое действие сознание утилитарное делает предметами, орудиями, средствами. Так уже видит человек во всем исключительно утилитарное и продолжает так думать дальше, но сами средства, орудия, предметы все-таки остаются в сути своей беспредметными, ибо достигнуть цели в своей конечности вечной не могут.

Но я затронул кубизм и хочу указать, что живопись в культуре своей достигла наивысшего проявления как в составлении живописной материи, так и в конструкции кривых, прямых, плоскостей, объемов и т. д. Чем же обосновано чисто природное творчество Теми же признаками прямых, кривых, объемов, плоскостей, <���в нем> та же симметрия и асимметрия контрастов, стройность беспредметного тела, да еще такого, в которо<���м> человеческие щупальцы предметников вертятся и не могут найти дверь для входа, для открытия полезных предметов в них.

Природа идет беспредметным путем, так идет и весь предметный техникум. Вольно, конечно, человеку устроить на моторе сидение и научиться даже направлять его силу к какой-то цели, но чистая ее сила не приспособляема, <���и хотя> человек же к ней приспособился, она остается быть чистой, и всякое приспособление для нее только препятствие — она была беспредметна и будет.

Живопись кубизма — та же чистая сила, в которую ничего предметного еще не внесено, <���она> строится, идет чрезвычайно быстро — и как только выявит в себе реку, предполагаю, что сейчас <���же> будут пущены лодки человеком.