Лев Анисов - Александр Иванов

Увидев гроб открытым и пустым, Мария Магдалина побежала к Симону, Петру и Иоанну и говорила им:

— Унесли Господа из гроба и не знаем, где положили Его.

Тот час Петр и Иоанн вышли из дому и пошли ко гробу, чтобы лично проверить сказанное Марией Магдалиной.

«А Мария стояла у гроба и плакала. И, когда плакала, наклонилась во гроб, и видит двух Ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса. И они говорят ей: жена! что ты плачешь? Говорит им: унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его. Сказав сие, обратилась назад и увидела Ииуса стоящего; но не узнала, что это Иисус. Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, говорит Ему: господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его. Иисус говорит ей: Мария!

Она, обратившись, говорит Ему: Раввун и ! — что значит: Учитель! Иисус говорит ей: не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему…» [28] Ин. 20, 11–17.

Минута важная, если не сказать главная, в этом событии.

В евангельской истории Воскресению Иисуса Христа из мертвых принадлежит важное значение. Это понимают все евангельские критики. Чтобы опровергнуть его, они напрягают все свои силы и не брезгуют никакими подлогами. «Если бы нам удалось, — говорит профессор Давид Штраус в своей книге „Die Halben und die Ganzen“ [29] Половина и целое (нем.). , — отвергнуть историческую почву всех евангельских чудес и оставить ее за одним только этим событием, то мы еще ровно ничего бы не сделали для науки, потому что воскресение Иисуса образует центр центра (den Mittelpunkts), собственное сердце теперешнего христианства, и потому на него прежде всего направляются издавна самые решительные удары противников» [30] Здесь и далее приводится текст из книги православного священника Т. Буткевича «Жизнь Господа нашего Иисуса Христа». Опыт историко-критического изложения Евангельской истории. СПб., 1887. . «Здесь мы стоим, — говорит тот же Штраус в книге „Жизнь Иисуса“, — на самом решительном месте, где мы или должны отказаться от всего сделанного нами доселе и уничтожить свое дело, или же должны попытаться понять происхождение веры в воскресение Иисуса без соответствующего чудесного факта».

Никоим образом нельзя сравнить немецкого ученого Давида Штрауса с воинами, охранявшими гроб Иисуса, но все же они в чем-то схожи. Воины, пришедши в город, откровенно объявили иудейским правителям обо всем, что случилось. Они были свидетелями того, как Ангель Господень, сошедший с небес, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем [31] «Вид его был как молния, и одежда его бела как снег. Устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали как мертвые» (Мф. 28, 3–4). . Первосвященники же, собравшись со старейшинами и посовещавшись, дали воинам денег и сказали: «Скажите, что ученики Его, пришедши ночью, украли Его, когда мы спали. И если слух об этом дойдет до правителя, мы убедим его, и вас от неприятности избавим». Воины [32] Кроме сотника Логгина, свидетельствовавшего о воскресении Христа. , взяв деньги, поступили, как научены были первосвященниками. Таким образом, первосвященники за деньги купили смерть Христа, за деньги же продали и его Воскресение. Указав на ложь воинов, евангелист между прочим замечает: «И произнеслось слово cie между (удеями до сего дня», т. е. до дня написания им Евангелия. «Мы, в свою очередь, не можем не последовать евангелисту и не сказать, что подобное мнение, в его существенных чертах, существует даже и до настоящего времени», — писал священник Т. Буткевич.

Ведомы слова евангелиста были и Александру Иванову.

«Вы, кажется, слишком холодно разобрали минуту, мною выбранную, — писал он отцу, отвечая на его замечания. — Слово: „не прикасайся!“, — означенное удвоенным шагом Бога, и запретительное положение правой руки, может быть в одну секунду с суетной осадкой корпуса Марии, живо бросившейся к ногам ее Учителя, и потому я совершенно оставил все это без перемен. Что же касается до левой руки Иисуса, — то оная у меня уже переменена, и придерживает свиснувшее платье с левого плеча, которое имеет цвет мистический, т. е. голубоватый с золотыми звездами, как то представил его в своей превосходной композиции Рафаэль, если вы помните эстамп: „Иисус поручает Петру пасти овцы Его“. А также преподобный Анжелико да Фиэзоле, родитель церковного стиля, представлял в такой одежде Иисуса или Матерь по отшествии Их от земли. Камень приблизил к самой двери гроба, а теперь добиваюсь красивой и простой уборки головы Марии с покрывалом, стряхнувшейся ее живым движением… Я очень думал, почему Мария приняла за садовника Иисуса, и определил так, что, слыша голос не из гроба, мудрено ли, что она почла его за садовника Иосифова сада, в котором сама теперь находится, тем более, что заплаканными глазами едва ли можно различить сразу предметы, особливо в утреннюю глуботу. Вследствие сего последнего я постараюсь окончить картину некоторым родом полутемно; впрочем, это сделать без черноты».

Трудно было придать лицу Магдалины смешанное выражение радости и следов горя и слез, которые не успели еще исчезнуть. Иванов, чтобы добиться этого, заставил натурщицу, добрую красавицу-трастеверинку, припомнить все свои беды. К тому же дал ей в руки лук, который она раздробляла на части перед своим лицом и плакала. А в эти-то минуты Иванов ее утешал и смешил так, что полные слез глаза ее с улыбкой на устах давали ему совершенное понятие о Магдалине, увидавшей Иисуса.

«Я, однако ж, работал в то время не хладнокровно, сердце мое билось сильно при виде прекрасной головы, улыбающейся сквозь слезы, — признавался он сестре. — Я думаю, и моя физиономия была необыкновенная».

Долго прошение Иванова не приходило в Петербург.

Декабрь наметал сугробы, а известий из России не было.

Измученный ожиданием, Иванов иногда доходил до отчаяния.

Беспокоился неизвестностью и старик Иванов. Посоветовавшись с Григоровичем, он сам написал просьбу о продлении сыну пенсионерства на два года, ссылаясь на пример Академии художеств, посылающей своих пенсионеров на шесть лет. Просьба была подана 13 декабря, а через три дня Комитет Общества поощрения художников решил, к великой радости старика, удовлетворить это ходатайство.

Письмо о принятом Комитетом решении продлить Александру Иванову срок пенсионерства на два года пришло в Рим в феврале 1835 года.

Можно было заканчивать картину «Иисус в вертограде» и приступать к «Явлению Мессии в мир».

14 марта 1835 года в Рим приехал А. И. Тургенев заняться разысканием и изучением исторических бумаг в Ватиканском архиве. Друг Н. М. Карамзина, долгие годы живший за границей, он искал в архивах документы, относящиеся к истории России.