Владимир Коваленко - Крылья Севастополя [записки авиационного штурмана]

— Ого! — воскликнул Астахов. — Ничего себе шарики, припекают славно!

После такой проверки скептики приумолкли, а стрелки-радисты стали брать ящики с ампулами к себе в кабину, чтобы над целью выбрасывать их просто вручную.

Это средство оказалось весьма действенным в борьбе с наступавшим на Перекоп противником. Иногда, совершая за ночь в общей сложности до ста самолето-вылетов, мы видели, как в районе расположения врага земля буквально пылала на большом пространстве.

Как-то из штаба 51-й армии нам передали показания пленного немца. «Эти огненные налеты, — рассказывал пленный, — нас сводят с ума. После налета ночных бомбардировщиков все вокруг горит: трава, деревья, люди, земля. От огня нет спасенья, его ничем потушить нельзя. Это хуже самого страшного артналета, наши солдаты теряют рассудок. Ничего подобного нам раньше встречать не приходилось».

Теперь, в Севастополе, стрелки-радисты, уже знавшие, как обращаться с ампулами, набирали их в кабину побольше, чтобы «поджарить фрицев» в окопах.

Приходилось иногда нашим МБР-2 вылетать и днем — на воздушную разведку в море и на прикрытие кораблей, идущих от кавказских берегов в Севастополь. Полеты на воздушную разведку первое время проходили без особых осложнений: взлетали на рассвете, на бреющем уходили в море, так же на бреющем возвращались и садились в бухте, без полета по кругу над аэродромом. А далеко в море вражеские истребители не встречались.

Сложнее были полеты на прикрытие кораблей. Наши морские караваны почти непрерывно подвергались ударам вражеской авиации, а то и подводных лодок. Моряки мужественно отражали эти атаки, но помощь летчиков была им очень и очень нужна.

Наши самолеты встречали корабли далеко от Севастополя — за 200–250 километров. Истребители на такое удаление ходить не могли, даже для «чаек» (самолетов И-153) с подвесными баками этот район был практически недосягаем. Поэтому, когда караван находился далеко в море, над кораблями кружились красивые, быстроходные Пе-2 («пешки», как их окрестили бойцы). В Севастополе их было очень мало, не больше десятка, поэтому вылетало обычно всего два самолета, но даже одна пара была надежным воздушным щитом. Главная их задача была — не допустить прицельного бомбометания или торпедометания по нашим кораблям, особенно — по транспортам, которые имели сравнительно небольшую скорость, слабую маневренность и являлись главными объектами атак вражеской авиации.

Экипажам МБР-2 ставилась более скромная задача: вести поиск подводных лодок врага на пути следования каравана, в случае обнаружения — наносить удар глубинными бомбами и наводить на них сторожевые катера, которые также имели на вооружении глубинные бомбы. Но немецкие подводные лодки в ту пору появлялись на наших коммуникациях не так уж часто, главную опасность для кораблей представляла вражеская авиация, в частности бомбардировщики и торпедоносцы, нередко наносившие массированные удары одновременно. Ю-88 бомбили корабли с горизонтального полета, Ю-87 бросали бомбы с пикирования, Хе-111 с бреющего полета пытались нанести торпедный удар. Что уж говорить о наших тихоходных «коломбинах», имеющих скорость в три раза меньшую и вооруженных всего двумя «кнутами» — пулеметами винтовочного калибра 7,62 миллиметра? «Кнутом обуха не перешибешь», — говорили по этому поводу.

Первым доказал несостоятельность такого мнения летчик Акимов. Он был большой оригинал, этот Женя Акимов. Высокий, худощавый, немного сутуловатый, он ходил неторопливой, какой-то небрежной походкой. Лицо у него весьма выразительное — узкое, удлиненное, с крупным «орлиным» носом и большими серыми глазами под мохнатыми, низко нависшими черными бровями. Весь он был какой-то неловкий.

Мне он напоминал черкасовского Дон-Кихота. Не того, которого мы видели в кино в послевоенное время — чудаковатого, экстравагантного, и в то же время мудрого, созданного уже зрелым Николаем Черкасовым, а наивно-романтичного, очень милого и непосредственного Дон-Кихота, которого я еще подростком видел в ленинградском ТЮЗе в исполнении того же Николая Черкасова, только совсем молодого. Таким в моем представлении был и Женя Акимов. И, наверное, не только в моем. Потому что еще до войны, в 45-й «непромокаемой», Акимова окрестили Дон-Евгеном. В честь «рыцаря печального образа». И он не обижался, не возмущался. Только улыбался в ответ своей какой-то детской, беззащитной и в то же время обезоруживающей улыбкой.

Он любил Русь и все русское — русскую природу, русскую литературу, любил книги Мельникова-Печерского, Вячеслава Шишкова, несколько раз перечитал «Петра Первого» Алексея Толстого.

Часто повторял:

В части его любили. За милую чудаковатость, за внешнюю суровость, скрывавшую добрейшую душу. И еще за то, что он летал «как бог». И не любил бросать слов на ветер.

С недавних пор Акимов летал с молоденьким штурманом Алешей Пастушенко — высоким, стройненьким, миловидным пареньком — нарцис, а не юноша. Прямая противоположность Акимову. Но между собой эти совершенно разные люди ладили хорошо. И на земле, и, как скоро выяснилось, в воздухе.

При первом же барражировании над кораблями им пришлось столкнуться с вражескими торпедоносцами. Первым заметил приближающийся к каравану «хейнкель» Алеша и крикнул Акимову:

— Торпедоносец!

Тот молча кивнул и резко развернул машину наперерез «хейнкелю». Это была дерзкая атака. Сразу же застрочил по врагу из своего «кнута» и Алеша. И «хейнкель», на вооружении которого были не только крупнокалиберные пулеметы, но и пушки, не выдержал атаки МБР-2, резко отвернул в сторону. Но из боя не вышел: сделал разворот и снова лег на боевой курс. Кто знает, чем бы это кончилось, если бы в это время сверху на торпедоносец круто не спикировал Пе-2. Атака была стремительная, яростная. Торпедоносец поспешно освободился от своего груза и отвалил в сторону, оставляя за собою хвост черного дыма.

— Влепили! — радостно закричал Алеша.

Радовался, хотя «влепили» не они, а экипаж Пе-2. Домой летчики возвратились возбужденные. Акимов решительно высказал свое мнение:

— «Эрэсы» ставить надо! И немедленно.

К тому времени реактивные снаряды (РС) получили широкое, применение не только на земле, где о «катюшах» уже ходили легенды, они стали грозным оружием и авиаторов. «Воздушные танки» — штурмовики Ил-2 — без «эрэсов» не выходили на задание, и немцы боялись «хвостатой смерти» пуще огня. Вслед за «Ил-2» «эрэсы» взяли на вооружение и другие самолеты — бомбардировщики, истребители. Их начали успешно применять не только при штурмовках наземных целей, но и в воздушных боях, особенно истребители при атаках боевых порядков вражеских бомбардировщиков. Достаточно было нашему истребителю послать один «эрэс» по плотному строю Ю-88 или Ю-87, как они после взрыва снаряда шарахались в разные стороны, как ошпаренные.