Борис Чирков - ...Азорские острова

От жары, возбуждения и выпивки его лицо наливалось кровью, как кумач, и от пота лоснилось, как атлас. Белокурые усы топорщились еще задорнее. Темные глаза извергали нестерпимое пламя. Из-под расстегнутой куртки нежно мерцала голубая сатиновая рубаха. А венчала это великолепие умопомрачительно начищенная каска, с такой силой отражавшая свет лампы, что желтые зайчики беспокойно бегали по темным стенам кухни.

И вдобавок ко всему этот человек пел. Пел про мужскую доблесть, про женскую слабость, про любовь! Пел голосом, полным страсти, о какой-то заграничной красавице, со странным и завлекательным именем — Венерочка!.. Пел он о мужской смелости и настойчивости. О мужском желании, о женской нежности и прелести, о женской боязни и в конце концов о ее покорности… Это была романтическая история, которую выразительно передавала мелодия песни. Она была увлекательной и необычной для наших мест. И в самом деле, откуда этот провинциальный пожарный узнал о древнеримской богине красоты? Как долетел слух об этой южной красавице в далекий, глухой, холодный северный городишко? Может, пленные французы в восемьсот двенадцатом году занесли ее имя на русскую землю?

А кто этот безвестный сочинитель, кого заворожило певучее имя Венеры? Кто выдумал эту забавную и трогательную историю? Кто положил ее на музыку? Да откуда нам было это знать… Мы видели только, что кружится голова у нашего коменданта, когда ее вальяжный кавалер пел, широко раскрывая огромный рот. И тогда мы понимающе переглядывались и тихонько прикрывали кухонную дверь. Но и сквозь нее доносились до нас обольстительные слова песни:

Мне не довелось изобразить этакого пожарного ни в кино, ни в театре. А все же знакомство с этим человеком обогатило меня знанием еще одной стороны мужского характера. Когда я увидел его, мне и в голову не приходило, что стану я когда-нибудь актером и припомнится он мне в моей работе. Но много лет спустя, снимаясь в роли Махно, а особенно репетируя порученную мне роль Распутина в спектакле «Заговор императрицы», очень и очень пригодилось мне знакомство с ухажером тети Дуси.

Немало встречал я за свою долгую жизнь людей примечательных, интересных, но никогда не предполагал и не старался показать их с фотографической точностью на сцене либо на экране. Просто любопытные мне люди хранились где-то в моей памяти. А воспоминания о них давали мне возможность внести какую-нибудь своеобразную деталь либо черту в характер, обличье и манеры нового моего героя. Всякий раз мои персонажи складывались из того, как описал их автор, из того, что думал я о людях, схожих с представляемым мною человеком, и обязательно из воспоминаний о моих знакомцах…

Конечно же, перемены, которые принес Октябрь семнадцатого года в нолинскую жизнь, по-разному сказались на людях. Одни отошли в сторону, другие вышли на Главную улицу времени.

Кружок любителей театра окреп и расширил свою деятельность. У него теперь появился опекун и покровитель — отдел народного образования. На фасаде дома, где размещалось общество трезвости, теперь висело кумачовое полотнище, на коем большими белыми буквами было начертано — Народный дом. Оживленнее заработала библиотека, усердно приходили любопытствующие на лекции и собрания, но среди всех мероприятий на первое место вышли спектакли кружка любителей. На представление новой пьесы попасть было трудно, так как прежний состав зрителей не только изменился, но и сильно увеличился. Посмотреть, что это такое — спектакль, стали приходить не только обитатели окраинных улиц города, но и даже жители слободки.

В кружке прибавилось артистов. Чаще стали вывешиваться афиши новых спектаклей. И каждое представление ожидалось и встречалось нолинчанами с еще большим нетерпением и удовольствием, чем прежде.

Однажды утром на дверях Народного дома появилось объявление о том, что через три дня Кружок любителей драматического искусства сыграет пьесу Островского «Гроза». Знаменитая пьеса знаменитого автора! Как-то справятся с нею наши артисты? Пожалуй, еще ни разу почитатели театра не были так заинтересованы и возбуждены. И хотя касса еще не открывалась, к вечеру все билеты уже были распределены, записаны, обещаны.

Но на следующий день дело обернулось так, что пришлось думать об отмене премьеры и о том, чтобы перенести ее на бог весть какое время.

Суфлер кружка сломал ногу и попал в больницу. Заменить его было некем, а без подсказок артисты играть не могли. Как быть? Прекратить последнюю репетицию и разойтись по домам?.. И тут двое кружковцев остановили товарищей: «Погодите! Может, все уладится».

Встали и пошли.

— Куда?

— Здесь, рядом! Через дорогу!

А через дорогу возвышалось наше училище. Кружковцы поднялись в вестибюль, дождались конца урока и во время перемены подозвали учеников старших классов. Поведали, что приключилось в Народном доме, и, удостоверившись, что рядом нет никого из учителей, сказали: «Выручайте! Кто у вас в школе лучше всех подсказывает?»

Ответ последовал немедленный и единодушный: «Борька Чирков!»

— Где он?

Сейчас же из задних рядов меня вытолкнули наперед. Уговаривать меня не было надобности. Я так замотал головой в знак согласия, что чуть не вывихнул себе шею.

Едва высидев последний урок и даже не подумав об обеде, я помчался в Народный дом.

Конечно же, я знал всех артистов, собравшихся на репетицию. Каждый из них был для меня человеком знаменитым и необыкновенным. Но сейчас, при всей моей застенчивости, я даже и не смутился и не обрадовался тому, что судьба свела меня с ними. Мне так хотелось справиться с порученным мне делом, так хотелось приобщиться к театральному чуду, которое они творили, что я ничего не видел, кроме страничек томика Островского, который мне вручили.