Акрам Шарипов - Товарищ комбат

На краю степи медленно догорал багровый закат. Казалось, вся степь пламенеет. Незаметно на землю опустилась ночь. Вместе с ней наступило затишье. Кто-то нечаянно брякнул котелком, гулкий звук прокатился далеко по степи. В иссиня-черном небе показалась луна и словно застыла на месте, освещая растянувшуюся по дороге колонну.

По колонне передали, что привал будет, как только подойдет кухня с ужином. А идти с каждой минутой становилось все труднее: ночь не принесла прохлады и по-прежнему давила духота.

Вокруг стояла тишина, только время от времени можно было услышать легкое позвякивание саперной лопатки или котелка о приклад винтовки.

Губкин внешне совсем не здоровяк, но он считал себя выносливым, и даже у него временами в глазах появлялись разноцветные круги, свинцовой тяжестью наливалась голова. Чтобы отвлечься от усталости, подсчитывал, когда дойдет его письмо к Асе, которое он послал из Сталинграда. Да и Глушковский не выходил у него из головы: он был единственным во взводе, кто так тяжело переносил походные трудности и изнуряющую жару. Поравнявшись с Глушковским, Губкин протянул руку, чтобы взять его винтовку, но тот слабым голосом сказал:

— Я сам, товарищ лейтенант.

Образцов, шагавший рядом, негромко проговорил:

— Мы глаз с него не спускаем.

Особенно тяжело давались последние километры. А тут еще в хозяйственном взводе сломалась повозка, и пришлось раздать бойцам дополнительно по два боекомплекта патронов.

Незаметно пролетело время, отведенное на ночной привал. Рассветало. В сизом тумане просыпалась земля. Опережая сигнал подъема по тревоге, первым проснулся Ахметов. В долине безымянной речки простирались луга, пестревшие ромашками вперемешку с полынью. Аромат полевых цветов и трав напомнил ему родную Башкирию, долину реки Белой у себя дома в Бирске, где с утра до вечера купался с ребятами. Но неумолимо приближавшийся с запада гром разрывов артиллерийских снарядов как бы провел черту между вчерашним и сегодняшним днем Ахметова. С каждым часом солнце припекало все сильнее. Воздух стал горячим и сухим. Прихрамывая, люди брели из последних сил. Многие с трудом различали дорогу — пот застилал глаза. Растянувшаяся колонна бойцов, обвешанных с головы до ног грузом, тащилась по выжженной солнцем дороге, которая вела в гору. Гудела земля, гудели ноги. Все чаще и чаще бойцы перебрасывали с плеча на плечо тяжелеющее с каждым шагом оружие. Даже большой привал с отдыхом не принес облегчения.

Глушковский опять потерял сознание, и Губкин приказал нести его на носилках, потому что санитарная двуколка была уже перегружена.

Через час Глушковский приоткрыл глаза и, хотя чувствовал сильную слабость, попросил опустить носилки, с трудом встал на ноги и зашагал, превозмогая усталость.

— Глушковский, черт тебя побери! — вполголоса сказал в сердцах сержант.

Очнувшись, Глушковский понял, что наступил на пятку впереди идущему Еремееву.

— Извините, товарищ сержант, — испуганно пробормотал он. И сразу весь сник, обмяк, будто из него воздух выпустили.

Солнце клонилось к горизонту, жара стала спадать. В опускавшихся сумерках отчетливо слышались глухие раскаты артиллерийских залпов. Трассирующие снаряды расцвечивали горизонт, строй затих. Бойцы прислушивались к шуму приближающегося боя и жадно смотрели на далекие кровавые зарницы пожарищ, лишь время от времени что-то говоря друг другу вполголоса.

Дивизия, которой командовал полковник В. Е. Сорокин, с марша поступила в распоряжение командующего 64-й армией генерал-лейтенанта М. С. Шумилова и, сменив части полковника Г. Б. Сафиуллина, заняла оборону в районе станции Абганерово. По замыслу командарма ей предстояло на заранее подготовленных позициях остановить противника.

Полк под командованием майора Наумова составлял первый эшелон. Более пятисот человек батальона Шакуна, растянувшись на два километра по фронту, рыли окопы, готовили новые огневые позиции для станковых пулеметов, минометов и артиллерии.

Ощущение близости противника уже овладело всеми, никого не пришлось подгонять. Все понимали, что матушка-земля — надежная защитница, поэтому старались подготовить огневую позицию быстро и рыли траншею полного профиля, благо песчаная почва легко поддавалась. Люди работали молча, рассредоточившись по полю, с которого еще не были убраны хлеба. Позади окапывались артиллеристы.

Фронтовая обстановка накладывала на людей отпечаток. Губкин видел озабоченность бойцов, охваченных непривычным для них ощущением близости поля боя. Неизвестность исхода предстоящей первой схватки с противником волновала всех. Что такое первый бой, не знал ни сам Георгий, ни его люди, поэтому все были чрезмерно насторожены и скованы.

На правом фланге полка гул сражения становился все ближе и ближе. По всему чувствовалось, что скоро и здесь начнется кровопролитный бой. Первая схватка с врагом — что она сулит Губкину и его бойцам? Георгий заметно изменился, еще больше осунулось его худощавое лицо, заострился прямой, с чуть заметной горбинкой, нос, только, как прежде, блестели задором живые светло-карие глаза.

Получив боевой приказ на оборону, Губкин провел рекогносцировку, потом показал командирам отделений вероятные рубежи развертывания гитлеровцев к атаке, уточнил ориентиры.

Настала ночь. Перед позициями взвода все утонуло в кромешной тьме. Наступила страшная тишина, будто все вокруг затаило дыхание в ожидании, что же будет дальше. И в этой тишине ночь вступала в свои права, сжимая и обволакивая все вокруг. Только где-то слева вдруг мелькнула и исчезла падающая звезда, прочертив огненный след на небосводе. И опять все замерло в первозданном покое. Так, однако, продолжалось недолго. На вражеской стороне вновь начали вспыхивать сигнальные ракеты. Бойцы Губкина не отрываясь смотрели на далекое мерцание вспышек, завороженные неизвестным для них сиянием.

Георгий, размышляя о предстоящем бое, отдавал себе отчет в том, что теперь на его траншеи будут наступать не «синие» из соседней роты, как это было прежде на учениях, а реальный враг. Он мысленно представил себе состав и вооружение пехотной роты немцев. Время до начала боя между тем исчислялось лишь несколькими часами. И Губкин снова и снова прикидывал, правильно ли он расположил станковые пулеметы, все ли сделал для того, чтобы удержать занимаемую позицию. Все будто бы сделано так, как учили… Надо довести боевую задачу до каждого бойца.

Губкин вызвал к себе командира первого отделения.

— Ахмеджан, — обратился лейтенант к Ахметову, — наш батальон развернут на широком фронте. Взвод, оседлав высоту 124,0, теперь воюет за роту, а пулеметное отделение — за взвод. Боевые расчеты выдвигаются на рубеж боевого охранения, чтобы ночью не подкрались фашисты. А если днем начнут наступление, то вы должны заставить их развернуться к бою перед основными позициями. Но преждевременно себя не демаскируйте, постарайтесь подпустить немцев поближе.