Юлиус Вольфенгаут - Черные воды Васюгана [ЛП]

Между тем настал день. Перед вагонами собралось множество мужчин, женщин, детей (очевидно, светобоязливые сотрудники НКВД не осмеливались при свете дня препятствовать толпе при входе на товарную станцию). Люди пришли попрощаться со своими близкими, многие принесли вещи для них. И нашим несчастным, которым не разрешили с собой ничего взять, наконец, с опозданием через маленькое окошко впихнули одежду, белье, домашнюю утварь. Считавшиеся потерянными члены семьи «нашлись» еще ночью, железная дверь громыхала, и их вталкивали к своим.

Я напряженно всматривался, выглядывая из окошка, надеясь увидеть кого-нибудь знакомого. Вижу, тетя Регина и ее дочь Селма пришли! Добрая, хорошая тетя, она проделала пешком долгий путь. Она принесла нам маленькую подушку и еще какие-то вещи, плакала. Толпа людей непрерывно тянулась вдоль вагонов, возбужденная, потрясенная, отчаявшаяся. Тут и там кричали в окна — спрашивали, кто здесь находится, не знаем ли мы, куда поместили того или другого.

Удрученно и рассеянно скользил мой взгляд по толпе. И вдруг — я не поверил своим глазам: перед нашим окошком стояли Люси и Марта!

— Люси! — закричал я, и мой голос дрогнул; я прижал свое лицо к решетке окна.

Она взглянула вверх.

— Вольфи, и ты тоже?! — закричала она, и слезы полились из ее глаз.

Мучительная пауза.

— Так лучше, Люси, — сказал я, наконец, и попытался выглядеть спокойным, но сердце у меня в груди бешено колотилось. — Возможно, я найду своего отца.

Она обхватила руками лицо и не сказала больше ни слова. Потом она протянула мне свечку и еще что-то. Я велел им идти. Прощай, Люси! На этот раз навсегда. Значение слова «тоже» в ее крике открылось мне только через полвека.

Проходил год за годом. Я бродил по сибирским сугробам, и мороз щипал мне лицо. Я вброд переправлялся через болота, и комары до крови кусали меня. С грузом за спиной тащился я по пыльным улицам, жара иссушала меня. И все же снова и снова — и тогда, и сейчас — ушедший мир юности оживает перед моим взором, и Люси стоит передо мной. Даже сейчас я, уже давно старик, слышу ее голос, ее тихий смех, смотрю в ее карие озорные глаза.

Томск, декабрь 1990 года. Я в гостях у Маргит Ф [38], тоже сосланной из Черновица. В то далекое время она жила по соседству, и я знал ее еще маленькой девочкой. Теперь она со своей семьей уезжает в Израиль — ее ссылка заканчивается. Мы прощаемся друг с другом; в какой-то момент я обратился к ней с вопросом о Люси. К моему удивлению, Маргит оказалась хорошо информированной и знала о замужестве Люси. Ее мужу, Лази Г., венгру с еврейскими корнями, в то время было не 35, а 40 лет. Он был женат на юной, прелестной и очень богатой особе. К тому моменту, как он познакомился с Люси, он был уже разведен. «Точнее Вам мог бы обо всем сообщить Эрнст К [39]. Он был другом Марты, а недавно он посетил ее в Чикаго», — сказала она и добавила: «Эрнст за это время перебрался в Ригу». И она дала мне его адрес.

Вскоре после этого я получил от Эрнста К. — он в свое время тоже был депортирован из Черновиц — подробный отчет о судьбе Люси. Передо мной развернулся пятый акт ошеломляющей трагедии. (Я привожу содержание письма с комментариями.) После нападения на Советский Союз Буковина вскоре была оккупирована немецкими войсками. Та часть еврейского населения, что осталась после депортации, частично была загнана в гетто, частично — в КЦ [40]. Тетя Регина со своей семьей пережили тяжелые времена в гетто; ее дочь Сельма живет сейчас в Канаде. Тетя Женя с ее мужем Германом, старшим братом отца, и ее сын Эдуард погибли в КЦ. Люси и ее муж смогли убежать в Румынию. Дело в том, что состоятельным евреям в Румынии, как и в других оккупированных областях, удалось заключить с нацистскими шишками «джентльменский» договор; он был основан на значительно переосмысленном варианте поговорки времен Первой мировой войны «Золото даю за железо». Вместо сомнительного по своей ценности железа выкупалась «жизнь». Ведь если цена мертвых евреев была невысока, то живые стоили намного дороже. И бартер быстро наладился: за золото, ювелирные украшения и произведения искусства евреи могли выкупить свою жизнь. В 1943 году сотни ограбленных беженцев, среди которых были Люси и ее муж, ушли в Констанцу, портовый румынский город на Черном море. На корабле «Штрума» через Босфор они поплыли в Средиземное море и, наконец, добрались до Палестины — цели своего пути.

В то время Палестина была английской подмандатной территорией; в военное время власти были особенно бдительны, а у пассажиров «Штрума» не было виз, и палестинские порты их не приняли. Корабль развернулся и пришвартовался в Стамбуле, а затем через Босфор вернулся в Черное море и взял курс на смерть: корабль был торпедирован немецкой подводной лодкой и вместе с людьми и мышами пошел ко дну. Большое масляное пятно на поверхности воды, обломки крушения, плавающие в нем, — все, что осталось от «Штрума». Из всех, кто из Констанца отправился в этот путь, в живых остался один: у него была английская виза, и ему позволили сойти на берег в Стамбуле, окольными путями он добрался до Палестины и живет сейчас в Мехико. Этот единственный выживший — кузен Эрнста К.

Люси, моя Люси, может быть, она, как андерсеновская русалочка, стала морской пеной? Великому датчанину принадлежит высказывание: «Самые прекрасные сказки жизнь пишет сама». Я бы добавил: «Как самые прекрасные, так и самые трагичные...» А может быть, Андерсен считал, что самые трагичные являются иногда и самыми прекрасными?

На этом история Люси заканчивается. Ее жребий был жестоким, как и у всех на том несчастливом корабле. И все же я думаю, что воды Черного моря были к Люси более милосердны, чем была бы Васюганская тайга, где бы она опустилась, завшивела и в конце концов погибла. «Судьба сдает карты...» Люси вытянула несчастливую.

Пара слов о Марте. В годы войны она бежала в Румынию, уничтожила все свои документы, чтобы не быть опознанной как еврейка, взяла себе другое имя, поменяла «Марту» на «Констанцию», вышла замуж за американца, уехала после его смерти в Чикаго.

Еще один постскриптум: тем июньским утром, когда нас погрузили в скотные вагоны для отъезда, Марта в сопровождении Люси шла в поисках своего друга Эрнста вдоль длинной цепочки вагонов, заглядывая в зарешеченные окошки и спрашивая о нем. Уже на обратном пути, они проходили мимо нашего вагона, и тут Люси крикнула: «Вольфи, и ты тоже?!»

Постепенно редели вереницы прощающихся; наконец, мимо прошли те, кто задержался дольше других, для кого прощание с любимыми было особенно трудным. Охранник принес нам поесть: ведро каши и чай, хороший белый хлеб. Все ели, разместившись по своим углам; первое волнение улеглось, возбуждение пошло на убыль, и все примирились — на сегодня — с неизбежностью.