Валерий Карбалевич - Александр Лукашенко: политический портрет

Как и после заключения предыдущих «исторических» белорусско-российских соглашений, с самого начала бросились в глаза хорошо знакомые по недавним интеграционным играм противоречивость и путаница как в содержании подписанной в Москве декларации, так и в последовавших за этим комментариях официальных лиц.

Наступивший 1999 год был решающим для объединения. Он был последним перед президентскими выборами. Поскольку больной Ельцин участвовать в них не мог, то Россия вступала в достаточно редкий в ее истории период мирной передачи власти от одного властителя к другону. Лукашенко понимал, что если этот шанс упустить, то следующего можно и не дождаться.

Были другие факторы, создающие благоприятный фон для решающего штурма Кремля. Новое российское правительство во главе с Е. Примаковым, созданное после дефолта, было в гораздо большей степени настроено на интеграцию. В конце 1999 года России предстояло выбрать Государственную Думу, а накануне выборов все политические силы разыгрывали интеграционную карту. В связи с нарастающим Югославским кризисом обострялись отношения Москвы с Западом, что тоже способствовало белорусскому лидеру.

Лукашенко был настроен очень решительно и сильно надеялся на успех своих планов. Подписанная декларация об объединении Беларуси и России в Союзное государство создавала реальные предпосылки для реализации его дерзновенных замыслов.

Однако для белорусского президента с самого начала, как только он ввязался в азартную борьбу за «шапку Мономаха», возникла одна большая проблема. Дело в том, что идеальная для него политическая комбинация — обмен суверенитета Беларуси на кремлевский посад — могла осуществиться лишь при стечении благоприятных обстоятельств. И существовала вероятность, что, сдав Беларусь, Лукашенко мог оказаться у разбитого корыта и, как говорят в Одессе, «при своих интересах», т. е. остаться президентом одной из республик Российской Федерации. Лукашенко понимал и старался свести риск к минимуму.

Обращает на себя внимание его отрицательное отношение к референдуму о создании нового государственного образования. Ибо нужна была свобода рук, чтобы в нужный момент нажать на тормоз и остановить поезд интеграции, уже набравший ход, если вдруг возникнет опасность потерять больше, чем приобрести. А референдум эту свободу рук президента связывал бы.

Чтобы пройти между Сциллой и Харибдой, ему нужно было предложить удобную для себя модель объединения и убедить в ней Ельцина. Идеальным для него вариантом было бы участвовать в российской избирательной кампании, оставаясь президентом Беларуси. Это была страховка на случай неудачи в этой игре. Тогда при проигрыше он ничего не терял. Только учитывая это обстоятельство, можно понять всю политическую эквилибристику, путаницу и противоречивость, которые сопровождали процесс интеграции весь год.

Противоречие было заложено уже в самой декларации, подписанной 25 декабря 1998 года. Она предполагала «объединение в Союзное государство при сохранении национального суверенитета государств — участников Союза». То есть получалось, что Беларусь и Россия после объединения продолжали бы оставаться суверенными. Хоть такая модель представляла собой политический и правовой нонсенс, но на первый взгляд это было как раз то, что нужно Лукашенко. Если перевести эту формулу на язык политологии, то получается, что новое образование — это всего лишь некая форма межгосударственного союза, конфедерация.

Но весь фокус в том, что в конфедеративной модели должность президента не нужна, поскольку функцией руководящих органов в ней является скорее координация, чем управление. А для такой роли нужен мелкий клерк типа Исполнительного секретаря СНГ с аналогичными полномочиями.

Понятно, что это не устраивало Лукашенко. Идея введения поста президента Союзного государства была едва ли не главной в его конструкции. 29 декабря 1998 года, сразу же после возвращения из Москвы он, разъясняя по Белорусскому телевидению смысл подписанных документов, говорил, что у белорусско-российского Союзного государства, кроме всех других институтов, будет президент, за пост которого он, «как и каждый гражданин, сможет побороться».

21 января 1999 года Лукашенко, выступая на сессии Парламентского собрания Союза Беларуси и России, заявил: «Скажите, кто в России достоин власти — Беларусь согласится. Пусть Примаков. Давайте двигать его в эту власть. Хотите Геннадия Николаевича (Селезнев — председатель Госдумы РФ. — Авт.) — давайте его двигать. А лучше давайте дадим народу возможность сказать, кто нами будет управлять». У белорусского лидера, похоже, не было сомнений, кого же выберет народ.

В феврале того же года во время посещения российской республики Удмуртии Лукашенко снова возвращается к вопросу, который все время его мучил. Он настаивал на необходимости всенародного избрания президента общего государства, который был бы «не спикером, не консультантом, а главой государства».

Можно согласиться с Лукашенко, что если президент избирается всенародно, то он должен обладать значительными полномочиями. Было бы смешно проводить всеобщие выборы руководителя с ритуальными функциями. Но в таком случае новое союзное образование не может быть конфедерацией, а создающие его страны не могут сохранять свой государственный суверенитет.

Весь парадокс ситуации состоял в том, что Лукашенко хотел быть сильным президентом слабого государственного образования, каким является конфедерация, сохраняя одновременно ничем не ограниченную власть над суверенной Беларусью.

Понимая, что надо ковать железо, пока оно горячо, по поручению Лукашенко был разработан белорусский вариант интеграции. Он предусматривал создание наднациональных органов, которые должны были принимать решения прямого действия, обязательные для исполнения в Беларуси и России. Оба субъекта нового Союзного государства лишались права вето на решения наднациональных органов. А к их компетенций относились вопросы внешней политики, обороны, безопасности, охраны границ, таможенной службы, налоговой системы. У нового государственного образования должен был быть единый бюджет, единая валюта, единый эмиссионный центр. То есть речь шла о федерации. Но в рамках федерации любые входящие в него образования перестают быть суверенными государствами, объектами международного права. Похожая модель существует в отношениях между центральными органами власти и автономными республиками в рамках РФ.

И самое главное: белорусский проект предусматривал должности президента и вице-президента объединенного государства, которые должны были избираться на выборах всем населением обеих стран. А на переходный период в течение 1–2 лет, до выборов президента и вице-президента, предполагалось, их функции будут выполнять, соответственно тогдашние российский и белорусский президенты. Любопытно, что Лукашенко, презентуя свой проект, сделал весьма знаменательную оговорку: «До избрания — год, два, полтора — обязанности главы государства и вице-президента должны исполнять действующие президенты Беларуси и России». Это оговорка по Фрейду. Себя он видел исключительно в должности главы нового государства.