Коллектив авторов - Люблю тебя, мамочка! Истории приемных семей

Перед сном мы с супругой коротко обсудили прошедший день. Жена спросила меня, что будем делать дальше. Я ответил, что не вижу смысла тянуть с гостевым режимом. Мы же не на кинопробы ребенка привезли. Решение явно было принято нами еще до поездки в приют для знакомства. А этот совместно проведенный день только укрепил меня в мысли, что этот «поезд уже не остановить». Жена согласно кивнула, и мы легли спать. Правда, уснуть у меня не получалось еще час, потому что голова была забита цепочками размышлений, планов, сомнений, вопросов.

А утром в четверг я уже звонил в опеку и спрашивал, что дальше. Попросили подъехать вместе с ребенком. Подъехали. Была теплая встреча девочки и сотрудницы опеки. Они давно уже знали друг друга и неоднократно встречались на протяжении последних 3 лет. Спросили девочку о ее впечатлениях, услышали дежурные восторженные отзывы о комнате, нашей живности и о нас. На прямой вопрос о готовности переехать к нам она почти сразу ответила утвердительно. Далее мне посоветовали позвонить в приют и узнать процедуру оформления и выписки ребенка, а сами начали готовить документы со своей стороны.

И тут, как бы невзначай, сотрудница опеки сказала мне, что неплохо бы нам заехать и к бабушке ребенка, познакомиться и согласовать процедуру смены опекуна. Это ввело меня в ступор: разве данный вопрос с бабушкой должен согласовывать я? Ведь ребенка-то мы из приюта забираем, а не из родного дома. Но все оказалось сложнее, чем мы думали. По документам на тот момент опекуном все еще оставалась бабушка, так как ее никто в этом праве не ограничивал, да и не мог, так как законного повода не было. Свое здоровье бабушка поправила, после чего спохватилась о внучке и начала осаждать опеку, прося вернуть ее обратно.

Однако опека была против такого сценария по ряду причин, поэтому без ведома законного опекуна искала альтернативу.

В моей голове стали вырисовываться мрачные картины предстоящего знакомства. От переговоров с родственницей я не ждал никакой продуктивности. Но девочка помогла мне выйти из оцепенения, с оптимизмом предложив сходить в гости к ним домой. Делать нечего, я согласился. Сотрудница опеки позвонила бабушке и предупредила, что мы заедем через пару часов. Ну и благословила нас на успешные «переговоры».

И вот мы стоим на пороге бабушкиной квартиры, а меня все еще терзают смутные сомнения. Дверь открывает бодрая дама преклонного возраста, опрятно одетая, причесанная, со слегка накрашенными губами. Вежливая, причем с теми же манерами, которые нам уже сутки демонстрировала ее внучка. Проходим в комнату и видим… кровную маму. Девочка бросается в ее объятия, мама в слезах, бабушка хлопочет вокруг меня, пытаясь усадить поудобнее.

Я начинаю понимать, что выгляжу глупо и не нужен среди этого родственного всеобщего счастья.

Проговорили мы в общей сложности час. Родственники пытались, скорее, как-то оправдаться передо мной, объяснить всю ситуацию чередой нелепых обстоятельств, продемонстрировать свою любовь к дочери-внучке и готовность оказывать нам, как приемным родителям, полную поддержку.

Правда, была очевидна разница в их позициях: лишенная родительских прав мама явно находилась в роли просящего, а бабушка, к слову, сама и инициировавшая в свое время это самое лишение родительских прав, – в роли всемогущего разрешителя, от подписи которого зависит все.

Поэтому бабушка, показав все грамоты и фотографии внучки, рассказав о своих победах на «фронтах» здоровья и образования подопечной, начала перечислять условия, на которых она нас благословит и все подпишет.

Во-первых, с меня взяли обещание приводить внучку почаще в гости, а также не препятствовать их общению по телефону. Во-вторых, меня попросили уделять повышенное внимание урокам, чтобы девочка не растеряла свой потенциал, который бабушка культивировала несколько лет. В-третьих, меня уведомили о плохом поведении внучки, из-за которого у них были конфликты. В-четвертых, рассказали о плохих компаниях, в которых девочка ранее была замечена, но в будущем не должна быть.

В общем, я выглядел как соискатель в поиске работы, которого будущий работодатель знакомит со своей фирмой и дотошно расспрашивает, чтобы принять для себя окончательное решение, достоин ли я стать членом его команды. Спустя час мне показалось, что «собеседование» я успешно прошел, после чего мы с девочкой поспешно удалились.

Стоит сказать, что ребенок всю процедуру перенес стоически, всхлипнув лишь раз в объятиях мамы. Но никаких истерик, заламывания рук, капризов не было. На ум пришла мысль, что девочка, видимо, сама уже давно морально освободилась из-под родственной опеки. И все, что сейчас происходит вокруг нее, является лишь юридическим оформлением давно свершившегося факта. И хотя спину она все еще манерно держала, мне показалось, что делает она это из последних своих детских сил.

Наверное, в этот момент я и решил, что сделаю все, чтобы оградить эту девочку от лишних переживаний. Утром пятницы я позвонил в приют и спросил, как нам все правильно сделать, чтобы ребенок остался у нас.

Ответ сотрудницы приюта меня озадачил. Она сказала, что сегодня я должен привезти девочку обратно, а на следующей неделе, когда все документы будут оформлены, мы сможем приехать за ней и ее вещами. Мне почему-то стало не по себе от одной мысли, что практически уже наш ребенок должен вернуться в приют, чтобы там ждать несколько дней, пока взрослые утрясают его судьбу. И я сказал решительное «нет».

Полдня прошло в выяснениях отношений. Я съездил в опеку, поднял там всех на уши, потом созвонился с директором приюта, долго ругался по телефону. Особенно меня покоробил цинизм, с которым директор взывала к моей совести и требовала вернуть ребенка к ним, так как девочка совершила страшнейший грех на земле – уехала к нам в казенных трусах и куртке, а ведь это все подотчетное имущество. Это было последней каплей – я позвонил в опеку и поставил ультиматум: «Ребенка мы в приют назад не повезем, а вы сами утрясайте с ними все вопросы, чтобы нас оставили в покое». И они все как-то быстро утрясли.

На выходных мы еще раз заглянули в гости к бабушке, выйдя оттуда с двумя большими сумками приданого. Собственно, вся жизнь 13-летнего подростка поместилась в эти две сумки. В понедельник мы с девочкой заехали в приют, сдали под отчет трусы и куртку, забрали несколько остававшихся там ее личных вещей, кулек с лекарствами и рецептом по их приему. Тогда-то я впервые и прочитал официальный документ о проблемах со здоровьем у нашей девочки. К сожалению, далеко не последний, но это уже совсем другая история…

Провожая свою бывшую подопечную, сотрудница приюта посетовала, что все так быстро произошло и ребенок даже толком ни с кем не попрощался. Но мне подумалось, что в данный момент девочку это обстоятельство огорчало меньше всего. С таким местом, на мой взгляд, лучше как раз прощаться быстро. Да и вообще, нам с супругой такой ритм привычнее. У нас все как-то по-быстрому обычно происходило: через полгода после знакомства я уже сделал предложение, свадьбу сыграли через 4 месяца, через 1,5 месяца жена начала учиться в вузе, а еще через месяц забеременела…