Коллектив авторов - Люблю тебя, мамочка! Истории приемных семей

Сына хотела еще в первую беременность. Но на седьмом месяце «пипирка отвалилась», и у нас родилась дочка. Увидев ее, я подумала, что и зачем мне мальчик, ведь вот мое счастье. Спустя пять лет, два месяца и две недели я поняла, что ошиблась.

Мальчик для мамы – это какой-то другой мир. С ним все было иначе изначально.

Все началось с того, что мы захотели еще одного ребенка, а он нас нет. Мы пыхтели, ничего не получалось. Поехала к Матроне. И ничего. Пошла к врачу. И ничего.

Я ловила овуляцию. И ничего. И меня привело в храм. Бог свел меня с нашим духовником. И он сказал:

– Давай попробуем держать пост и молиться.

– Давайте, – сказала я.

– Отстаньте, – сказал мой муж.

А через год мы вместе начали Великий пост.

– А повенчаться? – спросил батюшка.

– Я за! – сказала я.

– Я подумаю, – сказал мой муж.

А через месяц пришел в храм и сказал батюшке:

– Мы хотим повенчаться. Только я жене еще не говорил об этом.

– Когда будем исповедоваться? – спросил батюшка.

– Завтра, – сказала я.

– Мы так не договаривались, – сказал мой муж.

Через неделю после поста мы исповедовались, причастились и повенчались.

Еще через две недели на УЗИ мне сказали о том, что мы снова можем стать родителями.

Дорога домой идет через храм. Еду, смотрю на купола и понимаю, что Петров пост. Заруливаю в храм и иду к нашему батюшке. Мол, так и так, по-женски вот так, такое чудо, в общем, мне бы к мужу и желательно прямо сейчас! А он мне:

– Пост, Женя. Нельзя.

– Батюшка… – говорю.

– Иди домой, дорогая, вымолим, не сомневайся.

Ослушаться мы не решились. Через месяц на полусогнутых снова на УЗИ, и врач снова подтверждает возможность зачатия.

28 мая мы повенчались. 28 августа я узнала, что жду малыша. Всю беременность я летала. Храм стал моим вторым домом, и такого единения с Богом я больше никогда не ощущала.

В 5.55 24 апреля 2013 года родился наш сын. Он лежал на моем животе и плакал, а я лежала на кресле и рыдала. Невероятное чувство. Волшебство. Космос.

Федор, солнце мое! Ты со мной! У моей груди, глаза в глаза, ладошка в ладошке, а мне все мало. Каждый день я говорю Богу слова благодарности за моих детей, а мне все мало. Каждый день я счастлива от того, что испытала это блаженство материнства, а мне все мало.

Сынок, счастья тебе, а я всегда буду рядом. Твоя мама.

В ШПР мы пришли в сентябре 2015 года. Учились усердно, без пропусков, да и не к чему было прогуливать, учеба была очень интересна и давалась легко. Даже свой день рождения я отмечала на лекциях. Информации было много, как доброй и дающей надежды, так и негативной. Например, про жестокое обращение с детьми или адаптацию.

На последнее мы не особо обратили внимание, амбиции и розовые очки помешали. А зря. Но об этом позже.

Это был ноябрь 2015 года. Получив заключение и пройдя медицинское обследование, я набрала в поисковике сайт Усыновите.ру и погрузилась в мир бесконечного горя и одиночества детей всех возрастов от 0 до 18 лет.

«Детей нет»… «Детей нет»… «Детей нет»…

Эта фраза казалась мне издевательством, насмешкой просто. Как нет?! В официальной базе их тысячи! Но, как выяснилось, детей действительно нет.

Нет здоровых от профессора и балерины, у которых родители погибли в автокатастрофе. Есть дети от алкоголиков в четвертом поколении, есть дети от несовершеннолетних матерей-наркоманок или наркоманок с 10-летним стажем, есть дети от психически нездоровых родителей, есть дети с различными синдромами, которые невозможно излечить, есть глухие, слепые, такие, которые никогда не будут ходить, есть бесстатусные дети, у которых практически отсутствует шанс попасть в семью, потому как мама его в детском доме оставила, но отказа по факту нет, есть дети со страшными для нашего общества заболеваниями, есть дети преступников, которые отбывают срок и не отказываются от них в надежде на УДО.

Так что детей в детских домах очень много. С разной судьбой, разной группой здоровья, разными возможностями, но есть одно, что их объединяет, – депривация. Последствия депривации у каждого свои. Деприва́ция(лат. deprivatio – потеря, лишение) – сокращение либо полное лишение возможности удовлетворять основные потребности – психофизиологические либо социальные. Дети в детском доме есть, а личностей нет.

Итак, мы начали поиски. Света, Коля, Иринка, Рауль, Степан, Катюшка… Имена, как снежинки с неба, слетали на лист бумаги. Звонки по всей России. Ответы были разные, но содержание одно – детей нет. Но чаще всего слышался один ответ регионального оператора: «На ребенка получено согласие кандидатов, его забирают домой». После этих слов сердце ликовало. Минус один, как скажет госпожа Петрановская.

Это произошло 1 декабря 2015 года. Я увидела Машу. Глаза на пол-лица, и два хвостика, и взгляд, страшный для взрослого, – на меня смотрела двухлетняя старушка. Старушка, пережившая голод, холод, лишения, унижения, безразличие и, как следствие, одиночество.

– Здравствуйте! Я звоню по Маше К. 2013 года рождения. Подскажете?

– Подскажем. Девочка имеет четвертую группу здоровья, находится в специализированном Доме ребенка для детей с психическими нарушениями здоровья. Продолжать?

– Да, пожалуйста.

– Она не одна, у нее еще есть брат, 2014 года рождения. В том же домике.

– За направлением приехать когда?

– Давайте в пятницу.

Нам повезло. Мы попали к прекрасному региональному оператору, к человеку, у которого болит душа за этих детей. Получив направление, мы сразу выехали в Дом ребенка. За окном было 4 декабря 2015 года, православный праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы Марии.

Наша Мария еще даже и не подозревала о том, что мы в часе езды от нее.

– К кому?! К Маше? – спросили нас с порога. – Пойдемте, ознакомим вас с ее личным делом, думаю, от встречи вы после этого откажетесь.

Сухим голосом нам зачитали ее дело. Была изъята от матери в 1 год и 2 месяца в крайней степени истощения при весе 5 килограммов, помещена в реанимацию, спустя месяц переведена в Дом ребенка.

Не ходит, не говорит, обращенную речь не понимает, в пять лет будет выставлен диагноз «умственная отсталость», и ее будет ждать перевод в ПНИ (психо-неврологический интернат). Сказать, что я ужаснулась, это ничего не сказать. Не от информации о ПНИ, а от полного безразличия. Никаких эмоций, ни грамма сожаления, ни боли, ни надежды. Ледяной факт, от которого мороз по коже. Спорить мы не стали.

Мы увидели Машу спустя 10 минут. Она была не просто маленькая, она была крошечная. Испуганный взгляд в стену, несуразное платье на три размера больше, огромный рахитный живот и чудовищный запах казенных стен.