Мари Дарьессек - Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер [litres]

Случаются встречи, случаются запутанные истории, случаются романы. Но бывает и то, что Паула строит многие годы, – одиночество. Место только для себя, так рано воплотившееся в мастерской на выезде из деревни, у Брюнйесов.

«Макензен говорит, что нет ничего важнее силы. Что сила – у истоков всего. ‹…› Я согласна, но я знаю также, что свое искусство посвящу не ей. Я чувствую в себе мягкую, дрожащую нить, трепет и биение крыльев, ждущих чего-то. Когда я буду по-настоящему способна к творчеству, я изображу это».

Паула пишет моделей из соседних деревень. Она не называет картины. «Сидящая женщина», «старая крестьянка», «стоящая девочка» – все эти названия появились в первом сводном посмертном каталоге ее работ, составленном Фогелером. Но в своем дневнике она описывает «Фрау Майер с огромными белыми грудями, сияющими, как груди Венеры Милосской; вся она – сексуальна, до кончиков пальцев»; ее посадили в тюрьму – так плохо она обращалась со своим ребенком. «Моя блондинка», другая молодая мать, которую она писала «сотню раз». Анна Бётчер, и фрау Ренкенс, и Большая Лиза, «которая словно бы сошла с полотен Рубенса». Обнаженные дети, чаще – девочки; Мета Фийол, которой Паула, проклиная себя, сунула марку, чтобы она разделась. Узловатые колени, вздутые животы, грязные уши моделей из сиротского приюта и из дома престарелых. Старуха Олхайт, старик Ян Кёстер, старый фон Бредов, цитировавший Шиллера, пока позировал, и мать Шрёдер, и старая фрау Шмидт, которая рассказала Пауле, как потеряла пятерых детей и троих поросят. А еще она показала Пауле вишню, которую посадила ее умершая в восемь лет дочь, и напомнила немецкую пословицу: «Если дерево высо́ко, спит садовник сном глубоким» [16] Wenn de Bom ist hoch, ist de Planter dot. .

Люди с картин – они были здесь. Пересекающиеся, переплетающиеся жизни. То, что она дала им; то, что они дали ей. Позировать – это долго. «Мой зад ослеп», – сказал ей один из позировавших стариков. Лица и тела: они явились на поверхности торфяников и утонули в трясинах Ворпсведе.

Когда Паула пишет Рильке, она не упоминает ни огромные груди, ни слепой зад – только их «волшебные вечера под луной». Она заканчивает словами «я часто думаю о Вас». Мысленно берет его за руку и подписывается «Ваша Паула Беккер». Они всегда обращаются друг к другу на „вы“. Ему нравится ее украшенная лилиями мастерская. Она выкрасила стены в бирюзу и ультрамарин, разделив их красной полосой. «Когда я выхожу из этого дома, каждый вечер становится исключительным».

Рильке едет в Берлин, и она просит его навестить ее родственницу Майдли. Сестра Майдли, Кора, умерла, заживо погребенная в песчаном карьере, в котором они с Паулой играли в Дрездене. «Когда ее стало засыпать, мы с Майдли спрятали наши лица в песок, чтобы не видеть того ужаса, который – мы чувствовали – приближался». Коре было одиннадцать. Она некоторое время жила на Яве. Ей Паула обязана «первыми проблесками сознания».

Что заставляет человека раскрыть свой главный секрет? И кому? Еще и в самом начале любовной истории. Когда вы – Паула Беккер и вы обращаетесь к Райнеру Марии Рильке, тем самым вы подписываете манифест искусства и скорби.

Конечно, она рассказывала ему и об Отто Модерзоне. О человеке, картинами которого она восхищается и чья душа «глубока и прекрасна». О человеке-благословении. О человеке, которого ей «хочется уберечь, спрятать в ладонях». О том, кому она «хочет помочь».

Если Рильке не понимает, то потому, что не хочет понимать.

Паула уже продумала свадьбу. Она будет очень скромной, пишет Паула своему отцу: «Вы ведь знаете, насколько мы с Отто рассудительны». Двенадцатого сентября они «просто открыли бутылку красного вина» у Генриха Фогелера в честь своей помолвки. Генрих вел себя любезно, но до странного смущенно, рассказывает она отцу: ей казалось, он боится, что из всего этого выйдет целая история.

«Я благоговею перед неимоверной простотой Отто, как и перед его неимоверной глубиной», – пишет она своей тете Марии. Их с Рильке слово заиграло новыми красками. «Я сложный человек, с такой мятущейся и деятельной натурой, что его спокойные руки принесут мне огромную пользу».

Десятого ноября Рильке пишет Пауле великолепное «Благословение молодой». Паула наконец-то сказала ему, что стала невестой Отто.

Декабрь. Молодой поэт погружается в то, что сам он называет «унижением». После осени, полностью отданной лишь двум девушкам, он закономерно отправляется к девицам. Алкоголь. «Порочное пламя». «Дурные часы». «Липкие руки хватают то, к чему прежде из уважения не дерзали и прикоснуться».

Лу навещает его. Становится немного лучше. Театр с Лу. Он вновь думает, что перед ним – вся жизнь. И он пишет ей программную поэму, молитву труда и воздержанности. «Я должен был записать это, чтобы не забыть. Господь снизошел, чтобы помочь мне».

И он женится на Кларе. Поддавшись импульсу. Уступив порыву. Ради ангельской жизни из его грез. Ради хижины среди пустошей. «Золотое кольцо – и снова по утрам восходит солнце».

1901 год – год свадеб. Паула и Отто, Клара и Райнер Мария, Генрих Фогелер и Марта.

Если сопоставить дневники Рильке, Отто, Паулы и Клары, можно найти пробелы. Один молчит о том, о чем пишет другой. Или пишет иначе, отсюда – пробелы. Да и сами записи с лакунами. Не знаю, почему в опубликованных дневниках столько лакун: утеряны эти страницы, опущены или не написаны. Общая картина для меня туманна.

Страницы, где они пытаются увязать слова с жизнью, читаются как речи мертвецов. Только Рильке нагоняет время: у него почти по слову на каждую секунду [17] Его переписка еще не полностью издана во Франции, потому что она очень обильна. Рильке тяжело давались стихи, поэтому он писал всё больше письма. . Ночью, после всех дневных событий, он окунался в дивный мир фантазий о собственной жизни, полный принцесс и привидений, мумий из болот и черного молока.

И вопреки всем лакунам я пишу эту историю. Это не та жизнь, которую прожила Паула М. Беккер, это то, как я представляю себе ее жизнь столетие спустя; ее след.

Всю осень 1900 года, в ожидании свадьбы, Паула Беккер и пламенный Отто обменивались любовными письмами. Но она хочет еще немного побыть его «маленькой Мадонной». Она просит своего «рыжего короля» сосредоточиться на искусстве: «Пусть ваше страстное иконоборчество еще немного подремлет… Давайте заниматься живописью всю неделю, хорошо?» Она обещает приехать к нему в субботу, а пока надо быть умницами. «Спите хорошо и ешьте вдоволь. Согласны? Ох уж вы!» Ведь им еще нужно сорвать тысячу цветов в их саду любви, прежде чем они доберутся до бутона дивной алой розы…